Реалити-шоу для Дурака
Шрифт:
Всё, что могла рассмотреть девушка в данном положении, была модель древнеегипетского плаща: всего лишь покрывало, сложенное вдвое и зашитое с одной стороны, а по линии шеи приделана тесьма, отделяющая подобие капюшона от большого куска материи, в которую можно закутать тело в холодные зимние дни. Из-под плаща торчали две руки, скорее мужские, нежели женские, с большими кистями и длинными пальцами. На запястьях обеих рук сверкали браслеты (в свете брошенного неподалеку фонарика). "Богатенький экземпляр", - подумала Маша. Такие украшения и в двадцать первом веке её эры стоили бы большие деньги, а какова была их цена в Кемете, лучше даже и не предполагать.
— Отпусти, —
Мальчишка. Сомнений не осталось. Маша, помнившая одноклассника Кольку, который выслеживал ее в шестом классе по дороге домой; Петьку, который на одном из уроков лезвием отрезал ей косичку, и прочих малоприятных особей мужского пола, решила излить все негодование на так удачно пойманном древнем мальчике.
— Зачем за нами следил всю ночь? — начала она допрос, с силой надавив на плечи парня.
— Факел, — прохрипел он, — факел без огня покажи, хеттская женщина…
Удивления у Маши было хоть отбавляй, и она ослабила хватку.
— И всё? — лишь смогла спросить она. — Кстати, Хаттуса — не моя родина.
— Неужели для тебя эта штука — само собой разумеющееся?
— Ну да. Фонарем зовется. Правда, скоро он уже… — девушка задумалась, подбирая синоним к выражению "батарейка села", и потом сказала, — сгорит он скоро.
— Так ты меня отпустишь?
— Если тебе нужен только мой фонарь. Ночной Дозор, блин, недоделанный.
— Да-да, только фо-нарь, — подтвердил пленник.
— Честно-честно? А то знаю я вас, пацанов!
— Да отправит меня господин Тутанхамон, разум, здоровье, сила, на каменоломни, если я наврал почтенной хеттской женщине, имеющей фо-нарь.
"Ух ты, какой разговорчивый попался! — улыбнулась про себя Маша. — А теперь я еще знаю, какой сейчас год! С точностью до пяти-шести лет! И не надо достройки у храма Амона анализировать!
Но озвучивать рассуждения она не стала, а лишь сказала:
— Ладно, подарю ребеночку игрушку, но при одном условии.
— Выполню, только слезь с меня!
Маша властным взглядом окинула спину прижученного Абрамовича древнеегипетского масштаба, и ослабила хватку, а потом взяла фонарь, и слезла со спины растянувшегося на мостовой парня.
Кеметец сначала оперся на локти, потом встал на колени, немного взвыв от боли и ухнув, похоже он разодрал ногу до крови. Капюшон неудачного покроя, словно мешок, свисал набок, лента плаща, как рассмотрела Маша, была бантом завязана на груди. Странно, на владельце дорогих золотых украшений и большого шерстяного плаща была обычная набедренная повязка, пыльная после падения, с широким светлым поясом. Сандалии же, с легкой руки Ивана названные шлёпанцами, оказались такой тонкой работы, что их можно назвать чуть ли не штучной продукцией. А еще позабавили Машу серые шерстяные носки. То, что египтяне умели вязать, девушка прекрасно знала из курса истории, но ни одного экземпляра древней продукции так и не видела. До сегодняшнего дня. А посмотреть было на что: носки связаны просто, словно два мешка, о том, как делать резинку и пятку, конечно, никто в четырнадцатом веке до Рождества не знал. Да и такой ширины эти носки получились у мастерицы, что в каждый запросто вошло бы две ноги, а не одна. Именно поэтому, сей вязальный беспредел (а Маша иначе не могла назвать этот шедевр древнего рукоделия) смотрелся на парне словно сапожки.
— И какая дань с меня за фо-нарь? — переспросил он, проследив за взглядом девушки, изучающей его носки.
Она бросила пополнять свои энциклопедические знания по теме "история вязания", испытующе посмотрела на него и ненавязчиво сказала, правда, таким тоном, что отказать было невозможно:
— Гульчитай, покажи личико!
Привычку говорить фразы из фильмов сестра позаимствовала у брата, который очень часто вспоминал крылатые выражения.
Парень взялся правой рукой за краешек капюшона, сползшего на глаза, и откинул его назад.
— Только я не Дурь-какой-то, меня зовут Небхеперура.
Он наклонил голову и посмотрел на Машу ясным добрым взглядом. Девушка исподлобья зыркнула на пойманного ею человека, осветив его лицо фонарем.
Он поморщился и отвернулся от бьющего в глаза света. А ведь он симпатичный, этот Небхеперура.
Ему было не больше двадцати, выражение лица, вообще, детское. Волосы парень сбривать, как это делали почти все древние египтяне, не стал. А многие его соотечественники в целях борьбы с перхотью, блохами и ленью причесаться очень просто решали все эти проблемы. Он носил причудливую прическу, в стиле Машиных времен: у него была раскинутая на пробор длинная чёлка и очень коротко обрезанные волосы на затылке. Интересно было бы взглянуть на инструменты древности, которыми возможно создать такую необычную стрижку. Только волосы немного вились и поэтому торчали во все стороны. Причем, весь этот хаос на голове смотрелся не как известная прическа "Я упала с сеновала, тормозила головой", а весьма неплохо. Если бы Небхеперура был москвичом, то Маша бы подумала, что парень посещает хорошего стилиста.
Судя по чертам лица, его можно было отнести скорее к южанину-русскому, еврею или турку, нежели к предку арабов. Или в древности все праотцы современных жителей Ближнего Востока были круглолицыми с острым подбородком, тонким носом и большими серыми глазами? Вот насчет глаз и все сомнения, карие или чёрные — другое дело, но сероглазый египтянин — что-то новенькое, не укладывающееся в сложившиеся стереотипы. Хотя, у представителей обеспеченной прослойки общества зачастую в родственниках встречались чужеземцы. Да и какая разница, кто у тебя родственники, и какой ты национальности, если природа создала тебя таким милашкой.
Гостья из будущего отвела взгляд в сторону. Она чувствовала, как горели ее щеки, когда она еще раз искоса посмотрела на молоденького кеметца, осветив его лицо.
— Меня зовут Маша. А вот твой фонарь, — смущенно сказала она, подойдя поближе к парню и протянув ценный артефакт.
— Маш-шу, — повторил Небхеперура, — Маш-шу — кеметское имя, а ты — хеттская женщина.
Он взял фонарь, а потом, аккуратно приподнял указательным пальцем левой руки ее лицо и заглянул в испуганные карие глаза девушки, чем еще больше смутил ее. Она неизбежно смотрела в одну точку — на него — и так хотела ну хоть куда-нибудь спрятать свое недоумение. Она резко мотнула головой и, осноновившись глазами на фонаре, сказала:
— Я не из Хатти. А фонарик… Нажмешь сюда, — она щелкнула по кнопке включения-отключения, — свет исчезнет, еще раз нажмешь — появится. Когда светить перестанет, значит, надо сменить батарейки. Они продаются по двадцать рублей за штуку в любом фотосалоне.
Последнее Маша, сказала тихо, чтобы избавиться от напряжения. Не помогло.
Небхеперура кивнул и спрятал руку с фонарем под плащ.
— Откуда ты, если не из Хатти, Маш-шу? Ты похожа на хеттскую женщину, но говоришь такие странные слова, коих я от северных недругов не слышал.