Реалити-шоу «Властелин мира» (сборник)
Шрифт:
– Господин секретарь… убийца обезврежен.
Ещё ничего не понимаю, смотрю на постель, на тебя, на то, что было тобой. На сине-зелёное месиво, растекающееся по подушкам.
Ну… полное отсутствие логики. В поступках… в словах…
Аль, да что я тебе сделал-то, можешь мне объяснить?
Сам не поймёшь, как сделаешь для них всё. Возможное и невозможное.
Понимаю всё.
– И что… теперь по всей земле их… под корень? – не договариваю, давлюсь словами.
– Да.
– А… как теперь без них?
Он ничего не говорит.
Кто-то стучит в окно, то ли дождь, то ли сама осень.
2013 г.
Хайлиге нахт
– И что же?
Шеф смотрит на меня – холодно, пристально, безжалостно. Расстреливает взглядом. Чувствую, что здесь надо бы ответить – ничего. чувствую, что если я так отвечу, на работе могу больше не показываться. И вообще могу не показываться. Нигде.
– Э-э-э… мы на пути к решению вопроса…
– Вы уже третий год на пути к решению, а вопрос всё как-то не решается. Почему-то. Я стесняюсь спросить: мы до этого решения вашего доживём или нет?
– К-конечно.
– Свежо предание, а верится с трудом.
Смотрю на телескоп. В телескоп смотреть не хочется, уже чувствую: ничего я там не высмотрю. Главное, что обидно-то: решение вот оно, совсем рядом – а я не вижу, и никто не видит. Как на какой-то головоломке детской: а ну-ка, ребяточки, что неправильно нарисовано на картинке… а ну-ка, ребяточки, где на картинке спрятался зайчик, кто первый скажет, тому конфетку… пра-авильно, Витечка, вот он, на солнышке. Спрашивается, какого чёрта он там делает…
Смотрю-таки в телескоп, чёрт бы его драл. Изучаю звёздное небо – делаю вид, что изучаю, уже знаю его, как облупленное. А ну-ка, детишечки, кто первый найдёт, отчего на краю вселенной взрываются звёзды, тот спасёт мир.
Смотрю в небо. Терзаю блокноты, программы, компьютеры. Ищу. Не нахожу. Так и слышится голос какой-нибудь мариванны из какого-то прекрасного далёка, когда весь мир был большой и солнечный, ну что ты, Витечка, не видишь, такой мальчик умненький, и не видит…
Кусаю губы. Не вижу. Прикидываю, через сколько лет вся эта галиматья со звёздами докатится до нас, и солнце разлетится на куски.
Уже не веков – лет. Как страшно, когда в космических масштабах счёт идёт не на биллионы веков, а на года.
– Через месяц вы мне дадите ответ.
Голос шефа – как из ниоткуда, будто из-за какой-то глухой стены.
Интересно, что со мной будет, если не дам ответ…
– Да не с вами будет, а с нами со всеми будет. Поздно уже что-то решать, конец света пришёл…
Шеф выходит. Смотрю на телескоп. Смотрю в телескоп. Как где-то на окраине вселенной, в какой-то вселенской глуши разрывается ещё одна звезда. Рассыпается на атомы, приборы видят – на атомы, а через какие-то доли секунды электроны сорвались со своих орбит, разлетелись по космосу.
Что-то происходило там.
Что-то, что неумолимо приближалось сюда.
Мысленно окрестил про себя: конец света.
Снова перебираю расчёты, нанизываю цифры на цепочки уравнений, разбираю вселенную по винтику, по гаечке, проверяю пружинки и микросхемы. Ничего не нахожу.
Голова раскалывается от боли, кажется, сейчас тоже разлетится на атомы. Надо бы глотнуть таблетку, уже неважно, какую, только некогда глотать таблетку, неважно, какую, надо думать, а ну-ка, детишечки, кто первый найдёт, от чего рушится вселенная, получит шанс выжить… Раз, два, три, время пошло.
Голову сжимают невидимые обручи. Сильнее. Сильнее. Проверяю скорость разбега вселенной – всё быстрее. Красное смещение. Гравитационную константу – проверяю на всякий случай, вдруг изменилась. Проверяя…
Взрывается – то ли весь мир, то ли моя голова. Ещё пытаюсь ухватиться за что-то, за звёзды, за галактики, за пустоту, лечу, падаю во вселенную…
Прижимаюсь к земле.
Здесь не очень-то выпрямишься, да не то что не выпрямишься, голову не поднимешь. Выстрелов не слышно – пока не слышно, а попробуй подними голову, тут-то и услышишь. Нет, тоже ничего не услышишь, не успеешь, когда пробьёт тебя кусочек свинца.
Прижимаюсь к земле.
Слушаю тишину, такую непривычную здесь.
Нет, как-то не так я себе это представлял, виделось победное шествие на восток, торжество великой империи, вражеские солдаты падают под нашими выстрелами, идём в полный рост, поём бодрые песни. Нам обещали что-то такое. Нам не обещали, что будет грязь и кровь, и кишки, намотанные на гусеницы танков.
Не обещали.
И холодов нам тоже не обещали, от которых не только птицы падают замертво на лету, но и, кажется, даже звёзды. Ждёшь весны, как панацеи, вместо весны приходит какая-то грязная муть под серым небом.
Тут-то я и увидел его.
Как только разглядел в темноте ночи, щуплый силуэт, сначала глазам не поверил, думал, померещилось. Да и то правда, кому придёт в голову встать в полный рост на полосе под обстрелом.
А он стоял. И смотрел в небо. Шевелил губами. Он видел в небе что-то такое, чего не видел я, про таких говорят: считает звёзды. И почему-то мне казалось: он видит больше меня, больше всех самых мощных телескопов, разглядывает там что-то… что-то…
Мне разглядывать было некогда. Я снял его одним выстрелом, даже удивился: как-то быстро всё получилось. Мысленно чиркнул себе ещё один плюсик – тридцатый по счёту. Тихонько пополз к убитому, слушая тишину ночи. Ещё подумал, что через пару веков такой войны у солдат и вовсе отомрут конечности, будем ползать, как змеи.
Через пару веков…
Ах да, нам обещали, что всё кончится через пару месяцев триумфальной победой империи.
Впрочем, то же самое нам обещали в прошлом году.
И в позапрошлом.
И…
Он был уже мёртвый, из чёрной дырочки на груди подтекала чёрная кровь. Привычным жестом я обшарил его одежду, вытащил парабеллум, патроны, автомат лежал чуть-чуть в сторонке. Во внутреннем кармане выискал бумаги, из которых ничего не понял, по русскому выше двойки в школе никогда не было, Илья Кипреев, год рождения, молодой ещё был, какие-то дипломы, удостоверения, с трудом узнал знакомое – Пулково…