Реализм А. П. Чехова второй половины 80-х годов

Громов Леонид Петрович

В этом сопоставлении Варламова и Соломона выражен большой социально-философский смысл. Тут решается вопрос о смысле человеческой жизни. Для Варламова, хищника и стяжателя, смысл жизни сводится к непрерывному

обогащению: "Вся жизнь у него в деньгах и в наживе". Эта страсть к обогащению ослепляет Варламова, он кружится по степи и не замечает ее красоты, ее величия, ее безграничных просторов. Варламов на фоне могучей, богатырской степи кажется пигмеем, его власть над степью - призрачная, и жизнь у него не настоящая, не человеческая. Соломон - "больше похож на человека". Он понимает, что не в деньгах счастье, что смысл жизни настоящего человека не может заключаться в стремлении к накоплению денег; в нем

живет чувство человеческого достоинства, и оно является критерием его оценки людей и человеческих отношений.

Так, Чехов в "Степи" впервые во весь рост поставил большую этическую тему - о смысле человеческой жизни, о счастье человека, и решил ее с позиций демократического гуманизма. Впервые в "Степи" четко противопоставлен "идеал" жизни собственников-стяжателей демократическому идеалу трудовой жизни человека, который понимает истинный смысл ее, уважает в себе и в других чувство человеческого достоинства.

Характерно для Чехова-демократа также решение вопроса о счастье человека. Тема счастья - личного и народного - одна из основных тем творчества Чехова. В "Степи" и рассказах переходного периода Чехов заклеймил мелкое, эгоистическое счастье как недостойное человека. По мысли писателя, условием личного счастья должно быть желание служить "общему благу". Вне этого условия, вне общего блага людей не может быть и личного счастья. Тема личного счастья непосредственно связана у Чехова с темой народного счастья. Один из лучших рассказов Чехова второй половины 80-х годов "Счастье" посвящен теме народного счастья. Автор устами пастуха-бедняка рассказывает о тяжелом, бесправном положении народа и в то же время выражает веру в его счастливое будущее.

Народное счастье в этом рассказе олицетворяется в кладах, зарытых в землю (ив "Мужиках" Чехов упоминает о кладах). Старик-пастух рассказывает, как крестьяне не раз пытались раскопать клады - найти свое счастье, и приходит к горькому выводу, что трудно найти мужицкое счастье - богатство родины присвоили себе власть имущие. Та же мысль выражена и в рассказе "Новая дача": "Все счастье богатым досталось".

В "Счастье" говорится о том, что "талисман" надо такой иметь, чтобы найти клад. Но Чехов не сказал, что это за талисман и где его надо искать. Ярко изобразив бесправное и нищенское положение народа, его вековечную мечту о счастливой жизни, Чехов не знал и не показал путей борьбы за народное счастье.

Чехов, автор "Степи" и других "степных" произведений, выступает перед нами одновременно и как любознательный краевед, открывший для русской литературы новый край - Приазовье с характерными особенностями этого края, подмеченными наблюдательным художником; и как патриот, глубоко любящий редину и свой родной край, остро переживающий обездоленность народа и мечтающий О1 счастье народа; и как поэт, нашедший столько красоты в обыденном степном пейзаже; и как философ, выразивший столько глубоких дум о человеке, о смысле жизни, о счастье, о красоте.

В свое время Энгельс в статье "Ландшафты" писал: "Степь бранили немало, вся литература полна проклятиями ей, сделав ее, как в "Эдипе" Платена, предметом сатиры, но почему-то забыли вскрыть ее редкую прелесть, ее затаеннее поэтическое очарование". (К. Маркс и Ф. Энгельс. Собр. соч. Т. II. М., 1929, стр. 55-56.)

Эту особенность степи показал гениальный новатор Чехов, открывший в ней "редкую прелесть" и "затаенное поэтическое очарование". Чехов, развивая традиции Гоголя-"степняка", обогатил наше представление о степи и создал новый образ степи в художественной литературе. Тем самым тема степи у Чехова приобрела первостепенное значение в истории мировой литературы.

"Огни"

Среди

произведений Чехова второй половины 80-х годов видное место занимает большой рассказ или "повестушка" (как называл его автор в письмах) "Огни". Это произведение содержит ценный материал для характеристики мировоззрения и творчества Чехова переломного периода.

"Огни" были напечатаны в июне 1888 г. в журнале "Северный вестник", где в марте того же года была напечатана знаменитая повесть "Степь", с которой Чехов вошел в "большую" русскую литературу. Писатель говорил в письме к Я. Полонскому 22 февраля 1888 г.: "На "Степь" пошло у меня столько соку и энергии, что я еще долго* не возьмусь за что-нибудь серьезное". Но вот прошло несколько месяцев, и творческая жизнь писателя снова забила мощным ключом. Чехов создает в течение одного - 1888 - года ряд мелких рассказов и крупных, "проблемных" произведений, в которых нашли яркое отражение "вопросы жизни", волновавшие философскую мысль писателя в годы перелома.

Чеховские "Огни" нашли большой резонанс в критической литературе. Еще периодическая печать 1888 г. откликнулась на появление рассказа рядом рецензий. И в последующие годы появились отдельные высказывания литературных критиков и специальные статьи об "Огнях".

В. Короленко в своих воспоминаниях о Чехове (1904), характеризуя настроение писателя в 1887 - 1888 гг., обратил внимание на рассказ "Огни", видя в нем характерные для Чехова этого периода "грустно-скептические" ноты.

В 1910 г. появилась в журн. "Вестник Европы" (февральский номер) статья В. Португалова "Незаслуженно забытый рассказ А. П. Чехова". Критик как бы снова "открыл" "Огни" Чехова и подчеркнул значение этого "незаслуженно забытого рассказа". Португалов полемизирует с критиками типа М. Неведомского, считавшего, что Чехов способен был мыслить только по-обывательски, и высказывает правильную мысль: в содержании "Огней" чувствуется то пытливое проникновение Чехова в жизнь, в психологию людей, которое нашло свое развитие в его последующих произведениях. Однако критик в своей статье, специально посвященной этому рассказу, высказал только общие соображения о значении "Огней", не дав конкретного анализа этого произведения.

Затронула вопрос об "Огнях" Л. Гуревич в том же 1910 г. в статье "Посмертный лик Чехова" (в "Чеховском юбилейном сборнике"). Она ошибочно считает, что хотя Чехов признавал огромное значение научной дисциплины, научных методов мышления, научно добытых знаний, все же положительные знания не утоляли основных запросов его души. Фальсифицируя идейный замысел Чехова в "Огнях", Гуревич делает вывод, что автор "Огней" отверг значительность всякой чисто рационалистической мысли и первый из русских писателей сознательно противопоставил рассудочную деятельность человека тому мышлению, которое берет свои истоки "в иррациональных глубинах нашего духа".

Нужно прямо сказать, что вопрос о своеобразии и значении "Огней" не решен либеральной критикой (а Скабичевский даже договорился до того, что "Огни", как и "Степь", отличаются "калейдоскопичностью и отсутствием идейного содержания".)

Только в советском чехововедении был серьезно поставлен вопрос о значении рассказа Чехова. Этому вопросу уделили внимание в своих работах о Чехове И. Кубиков, А. Дерман, В. , Ермилов и др. Особенно ценным является высказывание об "Огнях". В. Ермилова, который, не ставя перед собою задачи всестороннего анализа этого рассказа, подметил одну из основных особенностей идейного содержания "Огней": ложное мировоззрение может зловеще отразиться в сфере личных человеческих отношений.