Реализованная Вероятность
Шрифт:
Иногда неплохо, напротив, не совершать кое-каких гадостей в прошлом, - заявила бы, скорее всего, Шейла, сделай он свой крик души достоянием публики.
Сколько же ему расплачиваться за тот только грех, что с рождения выбор перед ним встал слишком однозначный: либо он схватит судьбу за глотку - либо она его?!
– Что ж.
– Удалось-таки изобразить ровный голос перехваченным до судороги горлом.
– Спасибо всем, кто не мешал работать. Смею надеяться, Конфедерация не без пользы для себя осмыслит некое социально-историческое недомыслие... в лице вашего покорного слуги.
– Неплохой каламбур, Аррк.
Хейти,
– Вы только, Узурпаторское, не переживайте за Конфедерацию, - до ушей улыбнулась Шейла.
– Она-таки давненько наловчилась извлекать уроки из социально-исторических недомыслий - без особого вреда для себя.
И ещё смотрела прищурясь, по-снайперски. Словно вынося приговор окончательный и обжалованию не подлежащий - да тут же на месте, чего тянуть, приводя оный в исполнение. Иных-де горбатых не исправит и вся медицина Конфедерации, взятая вместе.
Подавляя искушение и вправду сгорбиться под этим уничтожающим, ни в грош не ставящим взглядом, Аррк Сет распрямился в кресле словно через силу.
– Пойду я.
– Телепортировать тебя?
– предложил Хейти отчаянно-примирительно.
– Или, может, лучше Шелли?..
Гримаса землянки объясняла вполне популярно: она явилась сюда общаться с друзьями, а не пасти узурпаторов.
Ну, да мы не гордые. И катер пилотировать уже сами научены.
Только вот трудновато будет не сорваться, взглянув ей в глаза напоследок... пожалуй, воздержимся от этого вовсе. Вслепую отмахнуться от Афины, облюбовавшей было его плечо в качестве посадочной площадки; и - спасибо этому дому, пойдём к другому.
Герметическая дверь сомкнулась за спиной - как отрезала донесшуюся было вслед басовитую воркотню, которой отвечало насмешливое хмыканье. Всё тот же спор об интересующем всех эксперименте: захрюкает ли в конце концов человек, если его регулярно называть свиньёй. Да заодно о сомнительной гуманности подобных вивисекций.
Захрюкать-то, положим, не захрюкает (попробуй, подложи сколько-нибудь ощутимую свинью такой махине, как Конфедерация...); но уж взвыть - вполне даже взвоет.
Вообще (блок поплотнее на эту мысль, прежде чем додумается до конца)... вообще - есть ли смысл и далее оставаться в вашей благословенной Конфедерации, при таком-то раскладе? Пусть ему самостоятельное творчество, пусть полноценное гражданство, пусть весомый вклад в копилку знаний Содружества... пусть он хоть наизнанку вывернется - хоть кто-то найдётся, кто нипочём не переменит свой взгляд на него, как на гибрид подопытного кролика с миной замедленного действия. И почему этот "кто-то" - именно та, чьё уважение и доверие для тебя дороже иных стоит? Та, кто себя-то заставила уважать ещё в начале всей истории, причём заочно?
Нет уж, если так - то дудки. Обогащайте свой драгоценный исторический опыт за чей угодно счёт - только не за его.
Невероятная фобия: почему-то с детства он не терпел всякого, кто стремился выставить его ничтожеством. Этакое чудо медицины во всех известных реальностях-вероятностях...
11.
...Она лежала перед ним, распятая на подобии каменного алтаря: руки и ноги прикованы цепями по углам грубо обтёсанной плиты, комби кое-где разодран, кое-где окровавлен. Он стоял над нею, лениво поигрывая ножом; лезвие отсвечивало тускло-багряным.
Память ускользала, дразнила опытом - иллюзией, былью - небылью. Восприятие дробилось рябью на затхлой, болотной воде; морочило, окутывая мозг серым, гнилым туманом...
Что же: он здесь, чтобы пытать её?
– когда в последний раз доводилось ему допрашивать своих недругов с пристрастием, и - собственноручно? Зачем это архаичное подземелье, с сырым, застойным воздухом и коптящими факелами?
– где его детище, его сила и гордость, и ужас галактики: последнее слово техники, несокрушимая военная база среди звёзд? И к чему вообще пытки?
– разве его послойный ментоскоп не действует куда тоньше и эффективнее, что до получения нужной информации?
Нужную информацию подсовывает память-предательница, издевательски услужливая... да, да... ментоскоп разрушен - давно и невосстановимо. Она уничтожила его, обратила в груду оплавленного металлолома... и обратила в ничто - всяческие сведения о нём в мозгу главного конструктора. Можно и ему забыть о ментоскопе...
Отчего же теперь поддалась она - примитивной пытке?
Его взгляд вбирает в себя огранённый камень в половину ладони. Красно-лиловый, прозрачный, светящийся изнутри камешек на тонкой цепочке - на её шее. Разгадка к её бессилию.
Кристалл, самый драгоценный во вселенной. И одновременно - палач для владеющих Силой.
Хеттский рубин. Маленький камешек выпил её Силу.
Теперь он наверняка получит от неё... что - получит? какая информация нужна ему от неё - на сей раз?
Может, не информация вовсе? Может - действие? Или - просто...
Просто - реванш. Её беспомощное, униженное положение перед ним. Взгляд "Пленённой Воительницы" с картины Арсеньева, безысходная ярость загнанного в западню хищника - снизу вверх. Скрученная, истерзанная плоть - и дух на грани слома, никчемная гордость, смехотворный вызов. Тёмное, звериное удовлетворение поднималось из самых гиблых бездн подсознания; разливалось в крови медленным ядом победы.
Некогда она оскорбила его - до донышка, до сокровенных глубин души; отняла, растоптала, оплавила мечту всей его жизни - не вернуть, не восстановить. По крайней мере теперь, с запозданием, должна она понять: его никто никогда не унижает - безнаказанно.
Вот - час расплаты, долгожданной, тщательно взлелеянной.
Он торжествовал. Он упивался: своей властью - и её беспомощностью.
Тонкая струйка крови - почти чёрной в неверном, призрачном свете - сбегала из угла её разбитых губ вниз по подбородку, капала на серый комбинезончик, расплывалась там отвратительным грязно-бурым пятном. Почему-то именно это приковало особенный, странный, болезненный интерес. Почти бессознательно потянулся он свободной от ножа рукой к её лицу; хмельно рассмеялся, когда она, оскалясь, попыталась отпрянуть. Легко, почти нежно обмакнул в кровь самые кончики пальцев. Поднесённая к самым глазам, та приобрела оттенок густо-рубиновый и слегка пенилась, как молодое вино деймов.
И, внезапным импульсом, он облизнул пальцы - неторопливо, задумчиво; смакуя, провёл языком по нёбу.
– Мне сладок вкус твоей крови, Пришелица Ниоткуда...
– произнёс вполголоса, глядя в упор, с прищуром, в её бешено-беспомощные глаза, чёрными - в чёрные.
Молодое вино деймов ударило в голову, как обычно, с двух-трёх первых капель. Сладкий яд торжества закипал в жилах - преобразуясь в хорошо забытое, давно похороненное, но такое простое, естественное желание. Чем ещё, спокон века, мужчина может уязвить женщину? Не просто уязвить - сломить, раздавить, смешать с грязью раз навсегда?!