Реальность сердца
Шрифт:
— Госпожа Эйма, я должен с вами серьезно поговорить. Возможно, мои слова покажутся вам оскорбительными. Возможно, я глубоко неверно истолковал те признаки благосклонности, которые…
— Вы хороший регент, я знаю, — поднялись и опустились длинные темные ресницы.
— Но я не член королевского совета. Мне не нужны доклады. Говорите просто.
— Госпожа Эйма… Ханна… я, может быть, ошибаюсь, но если вы когда-нибудь хотели связать со мной свою жизнь…
— Хотела…
— Это было бы чудовищной ошибкой. Этого не может случиться. Я не имею права… я считал бы за честь, но это недопустимо.
— Вы дали обет безбрачия? Или король подыскал вам другую невесту? — отблески улыбки в серых глазах, и как тяжело смотреть в них, но нельзя отвернуться…
— Я еще не дал такого обета, но…
— Могу я узнать, в чем причина? — строго спросила Ханна.
— Нет, увы, нет…
— Вы неподражаемы, господин герцог Алларэ! — девушка была ниже его лишь на полголовы, она чуть выдвинула вперед упрямый подбородок и сделала небольшой шаг вперед. Обиженно зашелестели белые хризантемы, оттесненные с дороги. Глаза смотрели ясно и прямо, без тени слез, без обиды, лишь с настойчивым слишком пристальным удивлением. Серые, словно тучи над северным морем, и почему-то напоминавшие совсем другие — герцога Гоэллона. Это заставляло вспоминать об услышанной вчера истории, придавало сил, но и принуждало понимать, чего он лишается. Фиор испугался на мгновение — светлые волосы, серые глаза; дитя серебряной крови, наследница древнего племени и почти забытых сил, способная взглядом проникать в былое и грядущее. Увидит слишком много, и тогда уж ни о каком сокрытии тайны не придется и мечтать…
— Объяснитесь, — потребовала Ханна. — Я имею право знать, в чем причина.
Фиор онемел, поймав себя на подлом желании сказать: «Мы с вами не помолвлены, вы не можете задавать таких вопросов!». Незаслуженное, грубое оскорбление — может быть, и хороший способ раз навсегда покончить с девичьим увлечением, развеять все иллюзии, но так он поступить не мог; где-то внутри свербела мысль о том, что многие хорошие лекарства бывают горькими, но чем сероглазая северянка заслужила подобное, да и кто он такой, чтобы прописывать горькие пилюли? Не лекарь ведь, а причина болезни.
— Имей я право раскрыть чужую тайну, вы услышали бы мои объяснения. Однако ж, я не могу. Поверьте, госпожа Эйма, так будет лучше в первую очередь для вас. Наш союз не мог бы принести вам ничего, кроме горя. Вина эта на мне, и я не хочу усугублять ее.
— Вы здоровы, господин герцог?
— Вполне здоров, благодарю.
— Ну и как вас понимать? Вам гадалка нагадала что-нибудь страшное и ужасное, как сестрам Къела?
— Ханна, я не могу подвергать вас опасности, которую я представляю! Я буду вам вернейшим из друзей, но большее только…
— Сядьте, — приказала северянка, указывая на полускрытую цветами скамейку. После того, как Фиор подчинился, мягкие пальцы скользнули по его лбу. — Жара у вас действительно нет, но чего ж вы несете такую чушь?! Я поняла бы, скажи вы, что я напрасно выдумала себе то, чего не может быть, что вы несвободны… Что я вам противна, в конце концов!..
— Вы прекрасны, — совершенно искренне сказал Фиор, поднося к губам теплую сильную ладонь. — Вы…
— Так чего ради вы морочите мне голову опасностями? Вы в предпраздничные ночи душите невинных девушек?
— Это еще что значит?
— Был у нас один такой, насилу поймали, — брезгливо дернула плечами Ханна. — Плотник. С виду тихий, все молился да постился, а потом оказалось… восьмерых убил.
— Нет, я никого не душу, слава Сотворившим! — облегченно вздохнул герцог Алларэ. — Однако ж… Я не могу рассказать. Все, что я мог — уже сказал. Простите меня, это только моя вина. Вы будете счастливы…
— Несомненно, буду, — кивнула девушка, потом присела рядом, расправила юбку и опять заглянула в глаза. — В чем дело, господин герцог?
Разговор нужно было прекращать, немедленно, пока у господина герцога еще были силы; никто не брал с него обет молчания, но он и без того прекрасно понимал, что не имеет права ничего объяснять. Крупные, с голову младенца, хризантемы тыкались в колени, наивные и доверчивые, как щенята. Из одной выбралась, басовито гудя, полусонная пчела, покачалась на краю лепестка, потом неторопливо поднялась в воздух. Ханна молча ждала ответа. Ладонь легла поверх его руки; это отрезвило и пристыдило. Кажется, из них двоих юбку пристало носить герцогу Алларэ. Фиор поднялся, отступил на шаг — взметнулся мелкий песок дорожки, — резко поклонился.
— Я вынужден вас оставить. Простите.
Ханна долго сидела на скамейке, общипывая ближайший цветок, пока под ногами не набралась целая горка длинных белых лепестков. Матушки дома не было, она еще вчера вечером уехала куда-то, сказала, что в монастырь — но поскольку Кларисса отродясь не была набожна, надо понимать, отправилась по другим делам. Например, в гости к мэтру Тейну. Вернется — может быть, расскажет.
Вспомнив серенького, словно пылью присыпанного, тщедушного человечка, девушка невольно улыбнулась. Еще пару седмиц назад, когда Ханна опрометчиво сказала, что с «заветниками» может связаться только полный и законченный дурак, матушка в очередной раз указала ей на ошибку и привела в пример виданного однажды владельца трех лучших в Собране школ — секретарской, наемных телохранителей, и той, о которой не полагалось многое знать посторонним.
— А он-то тут при чем?
— В молодости он увлекся этой ересью, вполне искренне. Потом был арестован, прошел очищение и отказался от заблуждений. Однако, он никогда не считал, что это всего лишь, как ты сказала, дурь. «Заветники» довольно многое умеют… Что именно они умеют, Ханна предпочла не выяснять — вдруг стало страшновато. Вот прокрадется такой чудом уцелевший в Собре еретик в дом, и натворит чего-нибудь. Просто назло матушке и остальным. А господин герцог Алларэ? Им же нужны для обрядов не только простые люди, но и — особо — члены Золотой династии. Впрочем, регента Собраны надежно охраняют, так что тут можно не беспокоиться.
— Я их не раз видела, — Фелида тогда ненадолго отвлеклась от составления букета. — Не знаю насчет умений, но что-то жуткое в них точно есть.
— Твой родич с ними много якшался, да?
— Он и их обманул, — равнодушно улыбнулась скорийка. — Но владетель Эйк знает о «заветниках» больше. Он посвященный, адепт… как это? Постигающий истину. Это чуть ниже, чем тот, убитый.
— Ничего себе! Я думала, они все такие… нищие и фанатики.
— Эйк никогда не был таким. Аскезу соблюдают только пастыри истины, которым позволено проповедовать. А герцог Скоринг, — Фелида никогда не называла бывшего регента иначе, — был только ищущим истину, не очень высокий ранг.