Реальность сердца
Шрифт:
— Ты много о них знаешь, — вздохнула Ханна.
— Не так уж много. Не знаю, что они действительно могут сделать, а чем только пугают.
— Ты сказала, Скоринг умеет заставлять.
— Это не от еретиков, это его собственное, — передернулась девушка. — Весь в отца, только хуже. С тем хоть понятно было, что ему надо. А с герцогом…
— Милая, расскажи подробнее, — попросила Кларисса. Выслушав довольно длинный, хоть скупой и сдержанный, рассказ Фелиды, Ханна всерьез и надолго задумалась о том, почему кого в столице не потряси, обязательно обнаружатся стилеты в рукавах и призраки прошлого, стоящие над душой. Герцог Гоэллон в одночасье лишился половины семьи, герцогу Алларэ досталось от мачехи и отца, Араону — от них же, да и бывшему регенту тоже не повезло. Покойный казначей, глава семьи, пытался подчинить себе всех — сына, младших братьев, двоюродную родню. Досталось и родителям Фелиды, но родному сыну и наследнику титула — больше всех. Покойный казначей Скоринг, пересидевший правление двух королей — Эниала и Ивеллиона — всю жизнь бредил будущим величием своего рода, хотя о каком еще величии можно было мечтать одному из длинного ряда герцогов Скорингов, правивших землями к востоку от Междуречья еще до короля Аллиона?!
Фелида не сказала об этом прямо, может быть, она и сама не понимала, но из ее слов госпожа Эйма сделала вывод, что покойный герцог Скоринг, казначей, член королевского совета устроил заговор прямо под боком у короля Ивеллиона. Втянул он в это всех, кого смог — и членов рода, начиная с сына, и многих других. Уж не за это ли он поплатился, закончив жизнь в «давке» на площади, которая была самой обычной резней, устроенной гвардейцами, подчинявшимися его сыну?
— При нем никогда нельзя было ни шуметь, ни шутить, ни смеяться. Только сидеть, сложа руки, — Фелида застыла, опустив переплетенные пальцы на колени и неестественно выпрямив спину. — Веселиться вульгарно, плакать недостойно, даже краснеть, когда отчитывает — и то неприлично!
— Он, может, хотел, чтобы все умерли?
— Он хотел, чтобы мы так жили! — скорийка поднялась со стула, золотисто-рыжие «королевские» астры посыпались с колен. Девушка успела поймать только последний цветок. — Простите, я вас покину.
Фелида сделала реверанс и быстро вышла; слышно было, что ушла в свою комнату, плотно притворив дверь. Кларисса, сидевшая в кресле-качалке у окна, отложила на столик старый пергаментный свиток, досадливо вздохнула.
— Удивительно, сколько зла может причинить один человек, имеющий власть над близкими. Я нередко благодарила Сотворивших за то, что не знаю своей семьи. Моя жизнь не была легкой, но куда проще понять чужого, который мучает тебя, чем близкого родича.
— Я вообще не понимаю, — призналась Ханна. — Отец никогда ничего подобного не делал. Ему бы и в голову не пришло запрещать мне… смеяться!
— Наверное, не хотел, чтобы ты выросла такой же, как Фелида, — то ли в шутку, то ли всерьез ответила Кларисса. Сейчас Ханна вспоминала этот разговор, сидя в садике и глядя в сторону калитки, за которую вышел герцог Алларэ. Наверное, отвергнутой девице надлежало оскорбиться, обидеться, и уж точно — поплакать, но бывшей старшей фрейлине такое и в голову не пришло. Синеглазый королевский сын, кажется, головой ударился и уж точно — помрачился разумом. Нужно было понять, в чем дело, какие-такие ужасные опасности он нес в себе и что вдруг его заставило явиться спозаранку в дом госпожи Эйма и вывалить на Ханну подобный несуразный бред. Для начала стоило посоветоваться с Фелидой.
— Не знаю, в чем тут может быть дело, — пожала плечами подруга. — Герцог Алларэ мне всегда казался очень благоразумным и рассудительным господином.
Значит, со времени поездки в Тиаринскую обитель он узнал нечто важное. А если ты не преувеличиваешь, и он действительно был слегка не в себе, то узнал совсем недавно. Вчера или утром.
— Что же это такое? Фелида лежала на постели, положив небольшой томик стихов перед собой на подушку. Подобной манерой она обзавелась только пару дней назад, до этого предпочитала чинно сидеть в креслах или на стульях, да и вообще держалась так, словно за ней постоянно наблюдали три строгие воспитательницы. Растрепанная пушистая коса, слегка сползшая с плеча косынка — да, пребывание в гостях у семейства Эйма определенно шло подружке на пользу.
— Чем дружба отличается от брака? Да не хихикай, я всерьез спрашиваю! — чуть нахмурилась рыжая. — Одно, по его мнению, ничем не грозит, а другое опасно.
— Детьми?
— Может быть. Не знаю… Тебе нужно поговорить с тем, кто знает его лучше. «С кем? — задумалась Ханна. — С герцогом Гоэллоном? Я его не знаю, да и он меня не знает. С его племянником? Милый юноша не кажется таким уж всеведущим. Реми Алларэ? Может, матушка права, и он не такой уж пустослов, но после давешнего разговора не хочется. Араон? Может быть, он хоть чем-то поможет…» Для бывшей старшей фрейлины не составило особенного труда попасть во дворец на аудиенцию к его высочеству принцу Араону. Более того, ее любезнейшим образом проводили прямо по знакомому пути — и обе провожавшие тоже были знакомы, недавние подруги по несчастью, как-то удержавшиеся на своих должностях и после смены правящей особы. Хуже того, и покои принца оказались все теми же, что раньше занимал Араон. Конечно, здесь поработали мастера, превратив багряно-золотое жутковатое убранство во вполне радующее глаз серо-голубое, светлое и уютное; но воспоминания о пережитом страхе, оказывается, Ханну еще не вполне покинули.
Помнилась зловещая тишина в коридоре и далекий рев толпы за окнами, паника, злая Фелида и ее мрачные пророчества, скулящий зареванный король-«порося»… Понижение в ранге оказало на Араона благотворное влияние еще во времена пребывания в Тиаринской обители, теперь же на него вообще было приятно смотреть. Молодой принц приятной наружности, пусть еще нескладный, но для его неполных шестнадцати — вполне обычное дело. Араон был рад видеть Ханну, об этом сообщили еще фрейлины; он, конечно, не ожидал визита, но девушке показалось, что юноша не просто рад встрече с девушкой, которая участвовала в его спасении. Что-то вертелось у него на кончике языка, но пока еще не соскальзывало: говорили о погоде, столичных новостях и прочей ерунде.
— Ваше высочество, я хотела поговорить с вами о вашем брате, — набралась смелости Ханна.
— Неужели? Дайте-ка, я угадаю. О старшем? — Принц оправил белый кружевной воротник. Странная улыбка: губы двигаются, а глаза застыли. — Вы посланы мне свыше, я хотел встретить того, с кем смогу поговорить о нем же. Или ту.
— Вас-то что заставляет?
— Вчера при мне состоялся весьма интересный разговор. А немногим позже, и уже без меня — другой. В первый раз говорил Фиор. Во второй, надо понимать, говорили с ним. То, с каким лицом он вернулся…
— Откуда и с кем он там говорил оба раза? — вот же еще один любитель загадок…
— Первый раз — со мной и Элграсом. Второй — с герцогом Гоэллоном, может быть, и с его племянником.
— Будет ли дерзостью с моей стороны спросить, о чем вы разговаривали?
— Будет, конечно, — вздохнул Араон, поднялся из кресла и пересел на подоконник, махнул рукой. — Идите сюда, госпожа Эйма.
— Раньше вы меня звали Ханной.
— Раньше я вообще не мог запомнить, как вас зовут… но тогда уж и вы не называйте меня высочеством, тем более, что принц я только по титулу, а не по крови.
— Хорошо, — северянка подошла поближе к сидевшему на подоконнике, недоумевая, что ж собеседнику не понравилось в кресле.
— Ханна, я помню, что вы очень смелая. Но то, что я хочу сказать… Поклянитесь, что не запаникуете и не побежите рассказывать об этом всем подряд!
— Если ваше это враждебно Собране и ее королю…
— Зачем же так? Оно, скорее уж, враждебно всему обитаемому миру, но никак не королю, — вспыхнул Араон. — Иначе я не стал бы просить вас о молчании.