Реальный чувак
Шрифт:
Агенты уселись в черный «джип-чероки» Хэллса. Он запустил двигатель, но почему-то не тронулся с места. Некоторое время оба партнера сидели молча, погруженные в свои мысли. Наконец Рэнди сочувственно посмотрел на расстроенного партнера.
— Ладно, парень, предлагаю прямо сейчас быстренько смотаться в Сан-Педро, — с деловым видом предложил Рэнди. — Тамошний шериф мой сослуживец по Ираку, а судья его зять. Может, удастся выпустить парня под залог. А утром вернемся в Катарсис.
Хэллс посветлел лицом. Он кивнул в знак согласия, запустил движок и резко, как на
Чувак, прикованный наручниками к той же трубе, что и обезьяна, которую снова привязали веревкой за ошейник, сидел в подвале Церкви Апокалипсиса и пытался трезво оценить обстановку. Больше всего его волновала судьба Чампа, который остался в этом городе абсурда без всякого присмотра. Конечно, это был очень умный пес, пожалуй, поумнее мэра Хомо, однако с каждым днем в Катарсисе становилось все опаснее. Поэтому нужно было срочно искать выход из этого подвала. Микки очень обрадовалась, увидев Чувака. Она радостно завопила, принялась подскакивать на месте и бить себя кулаками в грудь. Это продолжалось до тех пор, пока Зияд не погрозил ей палкой.
— Наберись терпения и постарайся трезво оценить обстановку, — посоветовал ей Чувак. — И не провоцируй наших охранников, это помешает нам установить с ними контакт!
Микки с удивлением посмотрела на него и выразительно постучала правой лапой себя по голове, словно говоря, что лишь полный идиот может надеяться найти общий язык с этими фанатиками.
— Мы с Чампом видели много фильмов, где людей брали в заложники, и можем заверить тебя, что самое важное в этой ситуации — сохранять контроль над собой!
Один из боевиков прошел мимо пленников и, словно случайно, уронил рядом с ними связку бананов и три шоколадных батончика. Чуваку показалось, что он узнал Али, официанта из «Талибанинганс». Микки, которой веревка позволяла совершенно свободно передвигаться в радиусе двух метров, подтащила дары к себе и поделилась с Чуваком.
Боевики в это время были заняты дележом трофеев — бумажников с деньгами, найденных на убитых в церкви экофанатиках и прихожанах. Точнее, пока еще не дележом, а спорами о том, кому принадлежат найденные деньги. Те, кому посчастливилось поживиться чужими деньгами, стояли на том, что деньги принадлежат тем, кто их нашел. Обделенные настаивали на том, что деньги надо поровну поделить между всеми братьями. Назревала драка. Конец пререканиям положил Мустафа.
Он вышел на середину подвала, расстелил у своих ног платок и сказал:
— Сложите все деньги сюда! И пусть никто не посмеет скрыть хоть один дирхем… то есть цент!
— Вот истинно справедливое решение! — воодушевились сторонники дележа, глядя на то, как их более удачливые братья уныло выкладывают свою добычу перед Мустафой.
Никто и не думал утаивать хоть толику добычи, за несколько долларов вполне можно было поплатиться головой. Дождавшись окончания церемонии, Мустафа нагнулся, завязал платок в узел, выпрямился, поднял узел над головой и провозгласил:
— Братья! Мы пустим эти деньги на благочестивые цели!
Это означало: «Отдадим их Усаме
— Я рад, что все согласны со мной! — расплылся в улыбке Мустафа.
Пленники тем временем съели все подчистую, а очистки и упаковку от батончиков Микки расшвыряла в разные стороны.
— Вот видишь, у нас уже появился союзник, — начал Чувак. — Пока что он один, но если мы не будем сидеть сложа руки и распускать сопли, то вскоре все эти люди перейдут на нашу сторону. Сочувствие и понимание — вот основа сотрудничества. Сейчас я покажу тебе, как надо вести себя с террористами.
Он поднялся на ноги и громко сказал:
— Друзья!
Боевики прекратили грустить об утраченных деньгах и повернулись к Чуваку.
— Друзья! — повторил Чувак. — Я частично разделяю ваши благородные цели, но методы их достижения не совместимы с демократией. Насильственное лишение свободы — это ужасное преступление, но я готов забыть о том, что вы сделали, потому что понимаю мотивы, побудившие вас поступить именно так! Предлагаю во имя торжества демократии немедленно отпустить нас, проявляя тем самым уважение к нормам и правилам, принятым в цивилизованном обществе, не говоря уже о законодательстве Соединенных Штатов…
— Что он несет, братья? — спросил на родном языке один из боевиков.
— Болтает о демократии, — ответил другой, более-менее сносно владевший английским. — Американцы всегда говорят о демократии, когда им нужно кого-нибудь ограбить или обмануть.
Боевики недовольно покачали головами и потеряли к Чуваку всякий интерес. Чувак огорчился, но постарался не проявлять своих чувств, чтобы не лишать товарищей по несчастью бодрости духа. Он сел на пол и сказал как ни в чем не бывало:
— Им надо обдумать мои слова. Не удивлюсь, если вскоре кто-то подойдет к нам для беседы.
Чувак угадал — побеседовать с ним пришел сам Усама. Один, без свиты и сопровождения, даже без Мустафы. Усама долго стоял молча, раскачиваясь с пятки на носок и обратно, неотрывно разглядывая Чувака, словно удивляясь, что такой ничем не примечательный молодой человек смог несколько раз подряд ускользнуть от него.
От Усамы исходила волна жестокости. Чувак чувствовал это, но не мог объяснить словами. Это нечто вроде запаха кофе или смерти.
— Я мог бы убить тебя сейчас, — нарушил молчание Усама, — но скорой смерти ты не заслужил. Ты умрешь в пятницу, а до тех пор будешь терпеть… Нет, ты будешь трепетать в ожидании своего конца! Такого близкого конца! Неминуемого конца!
— Зачем такая спешка? Вы неплохо говорите по-английски и на вид разумный человек, — голосом психоаналитика произнес Чувак. — Может быть, мы решим наш конфликт путем переговоров? Обсудим причины, дадим друг другу возможность высказаться, посмотрим на ситуацию с позиции собеседника и непременно придем к решению, которое всех нас устроит. Так ведь лучше будет. К чему идти на чрезвычайные меры? Возможно, я не очень гладко излагаю свои мысли, но суть их вы поняли, верно?
— Ты ни о чем не хочешь спросить меня? — ответил вопросом на вопрос Усама.