Реальный противник (Пока молчат оракулы)
Шрифт:
Странности начинаются с момента десантирования. Милитары, которых сопровождает Икс, оказывается, судя по всем признакам, в реальной боевой обстановке. На каждом шагу встречаются зловещие приметы войны: трупы солдат, развороченные снарядами танки, колонны военнопленных, сожженные дотла населенные пункты… Командир десантников, бравый филд-лейтенант со странной фамилией Бикофф, принимает решение любой ценой выполнить полученное задание, полагая, что оно теперь возводится в ранг боевого.
Но враги не дремлют и устраивают самую настоящую охоту за парашютистами. В результате, когда до ЦУОРБа — рукой подать, из всего личного состава группы в живых остается лишь «корреспондент».
Ему удается с подозрительной легкостью проникнуть внутрь ЦУОРБа, но именно там иллюзия улетучивается, и он тычется носом в несомненный факт: никакой войны нет и не было, идут обыкновенные учения. Подчиненные лейтенанта Бикоффа живы и здоровы, они и не подозревают, что их «убили».
Иксу не дает сойти с ума гипотеза, выдвинутая начальником оперативного отдела ЮНПИСа Николем Брилером, которая в дальнейшем играет такую же роль в борьбе с «милитаризмом», какую когда-то играл булыжник в руках бунтующего пролетариата. По версии Брилера, милитары с помощью специального спутника и сложного оборудования устроили нечто вроде гигантского психотренажера, предназначенного для гипнотического внушения реальной боевой обстановки военнослужащим, принимающим участие в учениях и маневрах.
Дальше события развиваются в духе социального кошмара. Над высшим военным руководством Сообщества устраивается суд, начинается массовый процесс «демилитаризации», в ходе которого сотни тысяч еще вчера позарез необходимых обществу, владеющих дефицитнейшими специальностями «защитников Отечества» оказываются выплеснутыми на «свалку истории», по популярному в прошлом выражению апологетов социальных потрясений.
Все бы хорошо, и нашему славному Иксу еще бы долго трудиться на стезе борьбы с начинающими огрызаться и требовать равноправия в обществе бывшими милитарами — «эксами». Если бы в один прекрасный день в его руках не оказались документальные доказательства того, что вся вышеописанная психоделика на самом деле осуществлялась самим ЮНПИСом под грифом строжайшей секретности.
После решающей беседы-«разборки» со своим шефом, в которой над «i» ставятся окончательные точки, возмущенный Икс уходит из ЮНПИСа. Правда, вовремя уничтожив единственный документ, находившийся в руках Икса, Брилер лишает его возможности на прощание «хлопнуть дверью», в смысле — выступить с разоблачениями в средствах массовой информации…
В творческом процессе для Рамирова самое главное было сдвинуться с некоей «мертвой точки», вероятно, обусловленной прирожденной леностью человеческого мышления. Во что бы то ни стало надо было преодолеть тот начальный этап, когда не нравится качество бумаги, на которой пишешь; когда подолгу раздумываешь, какой из синонимов выбрать для оформления своей мысли; когда, наконец, начинаешь сомневаться в грамотности своего изложения: говорится ли так в том языке, на котором мараешь бумагу, или нет? Стоит пройти через эти муки творчества — и потом только успевай отбрасывать исписанные листы, кляня свою руку за то, что она не поспевает за мыслью… Правда, на следующий день, читая эти строки, ты понимаешь, что работа была сделана, что называется, «в корзину», но основа для последующего этапа все же есть…
От работы Рамирова оторвало вторжение госпожи Лэст. Предвестником вторжения послужил скромный, даже можно сказать — застенчивый стук в дверь. Такой стук вызвал бы у неискушенного человека ассоциацию с образом тихонькой старушки в белоснежном переднике, сложившей ручки на груди и умильно улыбающейся собеседнику. Но только не у Рамирова. Открывая дверь, Ян внутренне приготовился
Мадам Лэст ворвалась в номер разъяренной и бесформенной грудой неопрятных платьев, кофт и обильной плоти. Мадам Лэст с места в карьер взвыла раненой волчицей, что у некоторых постояльцев хватает совести проживать в ее пансионе, не внося своевременно плату. Мадам Лэст напомнила этим самым «некоторым», что, хотя они бесстыдно пытаются обвести ее, несчастную генеральскую вдову, вокруг пальца, пусть они не надеются!.. Мадам Лэст посулила любителям бесплатного пользования благами цивилизованной жизни самые мрачные перспективы, начиная от физической расправы с последующим выставлением жертвы на улицу и кончая вызовом полиции и последующим гниением должника в тюрьме.
По трехлетнему опыту проживания под крышей у «несчастной генеральской вдовы» Рамиров знал, что в подобной ситуации хозяйке пансиона лучше не перечить: рано или поздно, арсенал нелестных эпитетов — очевидно, почерпнутых госпожой Лэст из лексикона своего покойного мужа, — должен был исчерпаться.
Когда такой момент наступил, он лаконично и смиренно заверил мадам Лэст, что не позднее восемнадцати нуль-нуль сегодняшнего дня передаст ей все причитающиеся с него деньги. То ли военная точность формулировок, использованных Рамировым, поколебала чувствительное сердце вдовы милитара, то ли в глубине души хозяйка пансиона опасалась потерять постояльца, не причиняющего, в отличие от других, особых хлопот, но она гаркнула:
— Ладно, ладно!.. Обещанного три года ждут! Иди завтракать, остолоп! Или тебе особое приглашение требуется?!
После чего, окинув цепким взглядом комнату и неуклюже стибрив со стола початую пачку сигарет, хозяйка ретировалась, как говорится у летчиков, «производить разбор полетов» с другими жильцами.
Вскоре надсадный глас мадам Лэст послышался где-то в недрах правого крыла пансиона, где кто-то накануне, судя по эпитетам, посмел заявиться «под просто-таки жирной мухой» в сопровождении нескольких разнузданных девиц и подозрительных типов и устроил «вакханалию, превзошедшую все рамки приличия»… В ответ, явно оправдываясь, громко заорали, зазвенели пустые бутылки, покатились какие-то жестянки…
Рамиров с облегчением вздохнул и проследовал на завтрак.
В небольшой столовой, располагавшейся на первом этаже пансиона, было малолюдно и приятно пахло. За одним концом шаткого обеденного стола, тянувшегося по всей длине комнаты, восседали, уплетая макароны с голубцами, двое скупщиков краденого, обитавших в тридцатом номере, а за другим концом стола имелась личность без определенных занятий Пол Макарчук. Судя по оттенку пустой тарелки, стоявшей перед Макарчуком, он только что расправился с изрядной порцией винегрета. В руках у Пола была газета на английском языке, которую он читал, беззвучно двигая сочными, красными от винегрета, губами.
Пока Рамиров заказывал у разносчика Эдди яичницу с беконом и кофе, Пол, видимо, успел осилить передовую статью и решил поделиться впечатлениями с Яном.
— Вот сволочи, а? — сказал он, просматривая страничку карикатур, где, как и в других печатных изданиях, вот уже несколько лет по инерции зубоскалили над пресловутой тупостью людей в погонах. — Читал?
— Нет, — признался Рамиров. — А в чем дело? Что там на этот раз стряслось?
— Пассажирский аэробус в Альпах эти сволочи грохнули, вот что! — гневно воскликнул Пол и от волнения полез за сигаретами. — Двести с лишним душ погубили, в том числе — десять членов экипажа!