Реанимация чувств
Шрифт:
– Я к вашим услугам, – сказал мэтр. Небрежным взмахом он отдал приказание официанту, одновременно давая понять, что эта пара – его личные гости. Через секунду официант возник перед ними с наполненной водой вазой. Тина опустила в нее цветы, и они смотрелись изысканно и небрежно, но вместе с тем так естественно, будто над букетом работал опытный флорист. Розу она положила на стол рядом.
– Здесь безупречно все, – сказал Азарцев Тине, – и кюфта-шурпа, и лагман, и кебаб, но плов, доверьтесь мне еще раз, выше всяких похвал.
– Тогда, конечно, плов, – согласилась Тина. Она почувствовала, что голодна просто ужасно. Ведь за день она почти ничего не ела, если не считать утреннего сыра, символической трапезы на дне рождения и кусочка котлеты, разделенной с Чарли.
– И вино, – сказал Азарцев. – Из моих запасов. Фанагорийское, красное.
Мэтр опять поклонился, повернулся и удалился с редким достоинством, без суеты и подобострастия. По его виду можно было понять, что все будет сделано в лучшем виде. Однако что-то в его лице показалось Валентине Николаевне странным.
– У вас свои винные погреба? – спросила она Азарцева.
– Как у Жерара Депардье, – засмеялся он. – А если серьезно, в процветание этого ресторана и я внес свою скромную лепту.
– Каким же образом?
– Во-первых, я прооперировал нашего гостеприимного хозяина и, как видите, удачно. А во-вторых, я посоветовал ему место, где надо закупать прекрасное вино, причем значительно дешевле, чем французское или испанское. На Востоке ведь производят вина преимущественно крепленые, сладкие. Здесь, в Москве, они не многим по вкусу. Вино к мясу должно быть сухим. Во всяком случае, в Европе привыкли к этому. А Фанагория находится не в Испании, не во Франции, не в Турции, не в Италии и не в Греции. Исторически так называется местность у нас, в Краснодарском крае, неподалеку от Темрюка. Я, кстати, люблю эти вина больше, чем французские или испанские. Они более насыщенные, более вязкие. К тому же, – прищурившись, улыбнулся Азарцев, – надо поддерживать отечественного производителя и изыскивать средства для клиники. Кстати, в нашей клинике больным на обед и ужин, по их желанию, тоже будут подавать вина оттуда. Или из Франции, если кто захочет. У нас в клинике будет хороший повар.
– Вы настоящий делец, – с уважением сказала Тина.
– Деловой человек, так звучит лучше.
– Между прочим, родители моего мужа родом из Краснодарского края, – сказала Тина. – Я много раз бывала у них и пила их домашнее вино, но никогда не слышала такого названия – "Фанагория". Как много мне еще неизвестно.
– Не грустите, – ласково прикоснулся к ее руке Азарцев. – Жизнь коротка, искусство вечно. Главное для всех, что вы прекрасный доктор. Кстати, мы подошли к волнующей меня, как администратора, теме. Я понял, что вы замужем. С вашим сыном мы уже познакомились.
– Я замужем, – подтвердила Тина. И по тому, как спокойно, как о чем-то неизбежном, не вдаваясь в подробности, она это сказала, Азарцев понял, что он не должен развивать эту тему. Но почему-то ему стало приятно, что Тина не стала расхваливать достоинства своего мужа и рассказывать о том, как замечательно они живут, а коротко и просто констатировала факт. И только.
– Надеюсь, у вас не будет неприятностей? – Он опять осторожно дотронулся до ее руки. Она поняла.
– Не думаю, что будут, – сказала она. Она действительно так не думала. – Ведь ничего же не было.
– К сожалению, – он сказал так, чтобы она поняла, что он перевел разговор в шутку. Она поняла все прекрасно и улыбнулась в ответ.
И тут принесли плов Это был действительно плов, а не просто пошлая смесь риса и мяса, которую подают в большинстве едальных заведений. Он был пахуч, золотист и насыщен Востоком так, как бывает насыщена им гроздь винограда, спелая хурма и нежные завитки каракулевой шубки. Дымящуюся гору янтарного риса в расписной пиале украшали поджаристые кусочки ароматного мяса вперемешку с дольками прозрачного чеснока и оранжевыми вкраплениями моркови. Черный перец, изюм и барбарис дополняли картину. Зелень подали на блюде отдельно. Горячий лаваш лежал на белоснежных льняных салфетках. Принесли и налили в бокалы вино; старинный хрусталь, преломляя оттенки граната, играл на свету.
– Если я сейчас чего-нибудь не съем, то умру! – сказала Валентина Николаевна, отломила лаваш, попробовала кусочек мяса и в восхищении закрыла глаза.
– Я бы никогда не смогла так приготовить!
– Эта технология отрабатывалась веками, – заметил Азарцев и подумал, что многие женщины стали бы расхваливать собственные кулинарные способности и рассказывать, что надо добавить, чтобы плов стал еще лучше.
– Лучше, чем здесь, приготовить нельзя, – сказала Тина, как бы отвечая на его мысли. – Даже не нужно и пытаться. Надо просто приходить сюда и получать наслаждение. Я понимаю, почему вы здесь частый гость.
– Тогда приятного аппетита, – сказал Азарцев и поднял бокал.
Они ели и пили. Сначала, как водится, пили за здоровье. Потом за успехи в работе. Потом за успехи в совместной работе. Потом за детей. И когда был произнесен последний тост, Тина поняла, что если она съест еще кусочек, то лопнет.
Бритоголовый был начеку – на столе тут же появился чайник. Прекрасный, тонкого фарфора чайник с кипятком, следом – точно такой же, но меньше размером с заваркой и такого же рисунка чайные пиалы. Отдельно принесли какое-то необыкновенно вкусное варенье, лимон и маленькие медовые печеньица. Ничего подобного Тина не пробовала никогда. Она выпила чаю с вареньем, съела печеньице и не только не лопнула, но и захотела еще.
– Это особенность восточной кухни, – сказал Азарцев. – Чем больше ешь, тем больше хочется. Я сделал правильный выбор?
– Говоря языком рекламы, это просто пир вкуса. Как вы откопали такое чудесное место?
– Мой пациент однажды пригласил меня сюда. С этого и пошло.
Бритоголовый человек в смокинге стоял поодаль и ласково улыбался. От выпитого Тина перестала смущаться и смогла разглядеть его лучше. Она поняла, что именно оперировал Азарцев. Его лицо представляло собой красивую загадочную маску, на которой отдельной жизнью жили глаза. Нос, щеки, губы и брови были безукоризненно правильны и красивы, но каким-то чутьем Тина поняла, что кожа его лица ничего не чувствует, и раньше этот человек имел совсем другие черты.
– Вы изменили ему внешность? Зачем? Он преступник? – спросила Тина.
– Конечно, нет, – сказал спокойно Азарцев. – Он пострадал в горящей машине. Его взорвали. Сначала в институте трансплантологии ему сделали пересадку кожи, а уж потом за дело взялся я. И сделал свое дело неплохо. Я сформировал лицо из того, что осталось. Правда, он, к примеру, не может поднять в удивлении брови. Однако рот он открывать может, моргать тоже. Впрочем, веки были почти не повреждены. Но вы бы никогда не подумали, что у него вместо лица – спина, откуда была взята кожа для пересадки.