Ребенок для Зверя

Зайцева Мария

Просто не принято это у нас, не занимаются женщины мужскими делами, не интересуются этим. И Азат, мягко отвечая мне, еще очень даже снисходителен…

Но перебороть себя не могла, мне, привыкшей к активной жизни, очень не нравилась такое легкое растительное существование: в женской половине, в подушках и сладостях, бесконечных разговорах о неважном, постоянных уходовых процедурах, потому что для мужа я должна быть идеальной, вкусно пахнущей и сияющей…

Моя свекровь, довольная тем, что я перестала дичиться и смотреть на нее зверьком неприрученным, приехала

к нам в городское имение и все время проводила со мной, вовсю делясь своей житейской мудростью, а служанки, которых в доме, как выяснилось, было великое количество, активным щебетом заполняли пространство.

Я ощущала себя невероятно странно: с одной стороны, такая жизнь мне даже нравилась, очень легко привыкнуть к постоянному ничегонеделанию, не думать о завтрашнем дне, спокойной расслабленной улыбкой встречать мужа… Мои волосы после специальных масок и полосканий, стали еще гуще и длиннее, моя кожа светилась, а тело, в дорогой одежде и украшениях, которыми щедро осыпал меня Азат, выглядело невероятно привлекательно.

Я так думала, что из-за этого, хотя Азат, голодно терзавший меня каждую ночь до самого рассвета, уверял, что и без всяких тряпок я невероятно сладкая. Я смущалась, слыша всякие горячие и невозможно непристойные вещи, которые он шептал хриплым, тяжелым голосом, отворачивалась, краснела… А он наслаждался моим смущением, тянул на себя, заставлял садиться на себя, придерживал и гладил, гладил, гладил, словно натрогаться не мог.

И смотрел, словно не мог насмотреться.

Утром я стеснительно прятала следы нашей бурной ночи за высоким воротом, и не могла сдержать счастливой улыбки.

Я жила в сладкой сахарной пастиле. Как такое может не нравиться?

Только иногда, словно выныривая в реальность, ощущала я уколы недовольства.

Когда мой муж, нежно целуя, отговаривался важными делами и тем, что это не для женских ушек…

Когда я замечала, что за мной ходят его люди, и даже в торговом центре со свекровью. И в бельевом отделе!

Это казалось стыдным, странным…

Кому я могу помешать? Кто может хотеть мне навредить?

Обычная женщина, ничего не знающая о делах мужа…

Мои родственники, если и пытались со мной связаться, то я была не в курсе этого. И не хотела быть в курсе, если честно.

Люди, которые продали меня, перестали быть родными. К сожалению. Даже папа и мама. Удивительно, но с Азатом мы были в этой позиции единодушны. Когда он во всех подробностях узнал историю моего обмана, узнал, что меня просто прислали на родину, ни слова не сказав о том, что тут ждет…

Помню, он сцепил зубы, сжал кулаки, отвернулся, прорычав тихо, но яростно:

— Измельчал род Перозовых… Старый Али бы такого не допустил.

Я ничего не ответила. Я не знала своего деда, старого Али Перозова, который был лучшим другом деда Азата… Но почему-то думала, что муж прав. Родня поступила со мной подло. И эту подлость ничем не оправдаешь. И их дальнейшее поведение, когда я узнала страшную истину и билась в кровь об их каменную уверенность, что они правы, что они лучше знают,

как для меня будет правильнее… Не оправдаешь и не забудешь такое.

Да, мне выпал счастливый билет в итоге, потому что мой муж любил меня, носил на руках… Несмотря на очень неоднозначное начало, наше странное знакомство и его жуткое поведение потом, после помолвки, Азат все же обладал каким-то внутренним достоинством, честью, если хотите.

И я была уверена, что подобная история никогда не случится с нашей дочерью, например…

Глупая уверенность, которая не выдержала натиска реальности…

Глава 29

К тому жуткому дню, с которого и началась моя новая жизнь, я уже практически сутки знала, что в положении. Очень хотела сообщить Азату, очень хотела видеть его глаза при этом…

Но накануне он вернулся напряженный и недовольный, перекинулся парой слов по телефону. захлдя в дом, поцеловал мать, отказался от ужина, поймал меня за руку и потащил в спальню.

Я пыталась остановить его, задержать, но муж был неумолим.

— Азат… Азат, подожди… — волновалась я, тихонько упираясь, — я хочу сказать, Азат…

— Потом скажешь, сладкая, — раздраженно прорычал он, толкнул дверь в нашу спальню и уронил меня на кровать. Я только ахнуть успела.

Муж помедлил секунду, рассматривая меня, беспомощно барахтавшуюся в подушках, затем рывком стащил пиджак, через голову содрал рубашку… И скользнул ко мне, обружившись всей своей мощью, прижал к кровати, мгновенно находя губы, зацеловывая до отключения голоса и мозга.

Я еще какое-то время пыталась остановить, упирала ладони в его голую горячую грудь, но Азат словно не замечал моих намерений, занятый жадным поглощением. По-другому нашу близость в ту ночь и не назвать было.

Он целовал, облизывал, ласкал так горячо и откровенно, что я краснела невольно от стыдливости и пламенела от чувственности. И уже совсем скоро, под его напором, совершенно потерялась, забыла, что хотела сказать.

А в редкие мгновения просветления, когда вспоминала, решала отложить откровения до более удобного случая.

Я потом часто вспоминала ту нашу последнюю ночь, находя все больше и больше связок с произошедшим после…

Азат был настолько ненасытен, жаден, безумен со мной, что утром, когда он встал и принялся собираться на работу, я не смогла даже глаз раскрыть.

Тело, в сладкой истоме после горячей ночи, ломило и не хотелось шевелиться. Только спать, плыть в волшебной усталой неге…

Сборы мужа не запомнились, только ощущение грубовато царапнувшей меня щетины по порядком измученной коже губ и щек, обжигающее дыхание, тихий шепот:

— Люблю тебя, сладкая…

Я сквозь сон что-то пробормотала и опять провалилась в дрему.

Весь день ходила полусонная, на очередные нравоучения свекрови реагировала вялой улыбкой и кивком… И все думала, что сегодня обязательно надо сказать, обязательно… В конце концов, может, мне нельзя так много… Этого? Может, к врачу?