Ребенок, который был вещью. Изувеченное детство

Пельцер Дэйв

Мужчина откашлялся.

— Почему ты спрашиваешь? — повторил он, делая ударение на каждом слове.

Я сжался, стараясь казаться как можно меньше. Что ему говорить? Наверное, целая вечность прошла, прежде чем я ответил:

— Не знаю…

Доктор мигом схватился за карандаш и принялся что-то записывать в тетради. Через секунду карандаш исчез. Доктор улыбнулся. Я не сдержался и улыбнулся в ответ. Я знал, что мой ответ прозвучал довольно глупо, поэтому пытался придумать что-то поумнее. Мне не хотелось, чтобы доктор считал

меня идиотом. Поэтому я выпрямился и обвел взглядом кабинет:

— Темновато у вас тут, правда?

— Неужели? — Доктор снова взялся за карандаш и застрочил в тетради.

Я понял: он будет записывать все, что бы я ни сказал.

— А этот вопрос ты зачем задал? — спросил доктор.

Я решил подумать, прежде чем открывать рот.

— Ну… потому что… здесь темно, — пробормотал я наконец.

— А ты боишься темноты, так? — Доктор словно пытался мне подсказывать.

«Сумасшедший, — испуганно подумал я. — Он думает, что я сумасшедший!» Я вжался в стул, не зная, что ему ответить. В тот момент мне очень хотелось, чтобы миссис Катанзе ворвалась в кабинет и забрала меня отсюда.

Последовало долгое молчание. Я предпочел не открывать рот и не рыть себе могилу, поэтому сосредоточился на собственных пальцах. Доктор снова прочистил горло.

— Итак, тебя зовут Дэниэл?

— Дэвид, сэр. Меня зовут Дэвид, — гордо произнес я, поднимая голову. Хотя бы на этот вопрос я знал ответ!

— И ты живешь с опекунами, правильно?

— Да… сэр, — медленно ответил я, раздумывая, куда ведут его вопросы.

— Расскажи мне, почему так получилось, — попросил доктор, сцепляя руки в замок за головой и откидываясь на кресле.

— Что, простите? — нерешительно произнес я. Вдруг я неправильно понял вопрос?

Доктор наклонил голову вперед.

— Расскажи мне, юный Дэвид, почему ты оказался у опекунов, — сказал он с явным раздражением в голосе.

Его слова подействовали на меня хуже пощечины. Я вдруг почувствовал себя абсолютно беззащитным. Мне не хотелось злить доктора, но я просто не понимал, зачем он просит меня о таких вещах.

— Я… эммм… я не знаю, сэр.

Доктор взял карандаш и принялся постукивать по столу тупым концом.

— То есть ты говоришь, что понятия не имеешь, почему оказался в чужой семье? Я тебя правильно понял? — уточнил он, снова делая пометки в тетради.

Я закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Я не знал, какой ответ доктор хотел от меня услышать, поэтому просто придвинулся к его столу:

— Что вы пишете, сэр?

Он моментально закрыл рукой тетрадь. Судя по выражению его лица, мое поведение доктору явно не нравилось. Я снова вжался в спинку стула, а он впился в меня глазами.

— Наверное, мне стоит обозначить некоторые правила. Здесь я задаю вопросы. Я психиатр, а ты, — он указал на меня карандашом, — пациент. Надеюсь, теперь мы друг друга поняли.

Он кивнул, словно говоря, что я должен с ним согласиться, а когда я кивнул в ответ, улыбнулся.

— А сейчас, — продолжил он уже более приветливым тоном, — расскажи мне о своей матери.

В голове прояснилось, но от слов доктора мне почему-то стало обидно. Согласен, я не слишком сообразительный мальчик, но это не значит, что со мной можно обращаться, как с дурачком. Психиатр тем временем пристально изучал выражение моего лица и продолжал делать пометки.

— Ну, — неуверенно начал я, с трудом подбирая слова, — моя мама, она… На самом деле, я не думаю, что она…

Доктор махнул рукой, призывая меня замолчать.

— Нет! Здесь я анализирую и делаю выводы, а ты всего лишь отвечаешь на вопросы. А теперь скажи, почему твоя мать с тобой плохо обращалась.

Я резко выдохнул и уперся глазами в стену за письменным столом. Попытался представить, что находится за окном, скрытым за занавесками. Оттуда доносился шум проезжающих мимо машин. Я представил, как Руди сидит в своем «крайслере» и слушает по радио старые песни…

— Молодой человек? Дэниэл! Ты со мной? — громко спросил доктор.

От его голоса я только глубже вжался в спинку стула. Мне было стыдно, что я отвлекся, будто маленький ребенок.

— Я спросил, почему твоя мать плохо с тобой обращалась.

Неожиданно для себя я огрызнулся:

— Откуда мне знать? Вы же психиатр — вот вы мне и расскажите! Я не понимаю, зачем вы задаете мне… такие вопросы… а каждый раз, когда я пытаюсь ответить на них, вы меня обрываете. Почему я должен рассказывать вам о себе, если вы даже имя мое запомнить не можете?

Я замолчал, чтобы перевести дыхание, и в этот момент услышал непонятное дребезжание. Доктор нажал на кнопку, поднес к уху телефонную трубку, молча выслушал собеседника, кивнул, затем вернул трубку на место. Помахал рукой, призывая меня успокоиться, после чего вернулся к своей тетради:

— Сможешь повторить это в следующий раз? На сегодня наше время истекло, так что… посмотрим… я запишу тебя на следующую неделю. Что ты об этом думаешь? Мне кажется, мы неплохо начали, Дэниэл. Согласен? Увидимся на следующей неделе. До свидания, — сказал он и склонился над столом, очевидно занятый более важными делами.

Я смотрел на него, не понимая, что происходит. Как я должен был на это реагировать? «Неужели сеансы у психиатра всегда так проходят?» — задумался я. Нет, такого просто не может быть. Я чувствовал: что-то не пошло не так, и, скорее всего, проблема во мне. Посидев неподвижно несколько секунд, я молча слез со стула и пошел к двери. Когда я открыл ее, доктор едва слышно пожелал мне хорошего дня. Я обернулся и улыбнулся ему.

— Спасибо, сэр! — сказал я настолько бодро, насколько мог.

— Как все прошло? — сразу спросила меня миссис Катанзе по пути к машине.