Ребенок от Деда Мороза
Шрифт:
— Подожди, ты что? — восклицаю испуганно. — Только не так, и не здесь! Мама может вернуться в любую минуту…
— Нет, она не вернется до завтрашнего обеда. Заверила меня в этом. Она специально уехала. Надеясь, что это поможет нам поговорить… Но говорить мы не будем, — в ласкающем тоне слышится насмешка.
Герман подхватывает меня на руки и несет в мою комнату.
— Все будет хорошо, обещаю, — он опускает меня на постель и нависает надо мной. В его глазах столько тепла, сейчас они похожи на прозрачные голубые озера, и я не в состоянии оторваться от них.
— Нервничаешь? — спрашивает тихо. — Обещаю, мы не будем торопиться.
Краснею от этого признания. Герман удобно устраивается рядом со мной на огромной кровати, облокачивается на подушки, и в полусидячем положении привлекает меня в свои объятия. Спиной чувствую мускулистую грудь, его сердце бьется спокойно, размеренно. Тогда как мой пульс зашкаливает. Уверенные, ласковые пальцы опускаются мне на плечи и начинают массировать, заставляя расслабиться. Это удивительно приятно, закрываю глаза от удовольствия, с трудом сдерживаю стон. Я должна отодвинуться прямо сейчас, или не смогу этого сделать никогда. Пальцы Германа зарываются в мои волосы, ласкают затылок, нежно проводят по щекам, подбородку, спускаются ниже, к шее. Затем он начинает осторожно освобождать мои волосы от стянувшей их резинки, запускает ладони в локоны, рассыпавшиеся по спине. Поворачиваю к нему голову, прячу лицо на его груди, прижимаюсь губами к бьющейся на шее жилке. Вдыхаю запах мужской кожи, неповторимый, терпкий. Замечаю, как Герман в ответ судорожно втягивает в себя воздух, и теряю способность связно мыслить. Забываю обо всем на свете в жгучей потребности в нем, в том наслаждении, которое может дать мне только он.
Наши губы встречаются, и я утопаю в сладком поцелуе, наша страсть нарастает как цунами. Одно быстрое движение — и мужчина уже сверху, я даже не успеваю заметить, как это получилось. Нависает надо мной, сузившиеся глаза горят желанием, внимательно изучают мое разгоряченное лицо. И я тону в этом голубом тепле, мечтаю раствориться в нем. Губы босса снова накрывают мой рот, властные и жаждущие. Рукой он скользит мне под блузку, и начинает ласкать, вырывая жалобный крик. Выгибаюсь под ним, прижимаюсь плотнее, тянусь навстречу ласкающим рукам, умоляя продолжать. Вскрикиваю, когда Герман останавливается, прекращает восхитительные ласки, отстраняется и внимательно смотрит на меня.
— Ты уверена? Мы можем подождать до свадьбы…
Ух, как же разозлили меня эти слова! Распалить до огненного состояния и предложить подождать? Сама набрасываюсь на его губы, целую жадно, проникаю языком в его рот, показывая, что он может сделать со своим предложением подождать.
Герман срывает с меня блузу, я тянусь к молнии на его брюках, пытаясь расстегнуть, но пальцы дрожат, не слушаются. Роберт отталкивает мои руки и сам расстегивает непослушную змейку, а я начинаю покрывать страстными, жадными поцелуями его мускулистую грудь, зарываюсь лицом в редкую поросль волос на ней, чувствуя, как он напрягся и дрожит, умоляя глухим шепотом:
— Не останавливайся, детка. Какая ты страстная… Я и надеяться не смел.
Заставляю его замолчать поцелуем. Не хочу сейчас слов. Только прикосновений, его рук, его губ. Но мне мало. Все еще недостаточно. Мне нужна полная близость. Провожу рукой по жестким волосам на мужской груди, обхватываю широкую спину и притягиваю на себя.
— Пожалуйста…
Нет ни сил, ни воли, я вся во власти нахлынувших чувств и ощущений. Мне никогда не было так хорошо. Никогда. Даже в мечтах и фантазиях. Мое тело горит от его
— Милая? Я сделал тебе больно?
— Н-нет, все хорошо. Мне очень хорошо…
Понимаю, что мне необходимо все как следует обдумать, осознать, что произошло и так неожиданно свалилось на мою голову. Но пока не готова выбраться из сладостного кокона ощущений…
Глава 25
Шесть утра! Открываю глаза и реальность наваливается, как всегда придавливая своей неумолимостью. Смотрю на мужчину рядом. Но сейчас мне некогда смаковать события ночи и думать о том, что будет дальше. Меня беспокоят только стыд и мама! В смысле, если она сейчас нас застукает — я со стыда сгорю просто!
— Герман! Просыпайся! Умоляю! — расталкиваю обнаженного мужчину в своей постели. — Тебе пора!
Самойлов открывает сначала один сонный глаз, потом другой, потом оба. Фокусирует взгляд на старинных часах с кукушкой, висящих на стене.
— Шесть утра? Это что, месть? Настя, я думал тебе было хорошо… За что ты так…
— А что, тебе не надо на работу? — хмурюсь.
— Нет… у меня же стройка. Я взял отпуск.
— Какой еще отпуск?
— Обычный. За свой счет, — смеется Самойлов и привлекает меня к себе.
— Ладно, но ты должен уйти! Мама появится в любую минуту…
— И что? Мы взрослые люди, ты ждешь от меня ребенка, и мы скоро поженимся.
— Все равно! Я стесняюсь. Пожалуйста!
— Хорошо… Ты подарила мне такую счастливую ночь… не могу с тобой спорить. Только пообещай, что сегодня вечером пойдешь со мной на свидание.
Я готова пообещать что угодно, лишь бы выставить Самолова восвояси.
***
— Что за машина стоит возле нашего дома? — спрашивает с порога мама, появившаяся ближе к обеду. Я успела известись просто, ругая себя, зачем так с Германом поступила. Выперла утром в одном полотенце. Представляю, если он кого-нибудь встретил… Например, моих старых подружек, что недавно вдоль его забора намарафетившись прогуливались…
— Понятия не имею, мамуль. А что за машина?
— Ну красная такая… Прям у нашего забора, со вчерашнего дня ее вижу. Это кто такой наглый, интересно.
— Ой, да, я же тоже вчера ее видела, — хмурюсь.
В нашей деревне точно на такой никто ездить не будет. Дорого слишком, и не особенно практично. Так кто же владелец? В голову лезут нехорошие мысли. Может, очередная бывшая за Самойловым следит? Меня раздирает ревность до самого вечера. Но все равно, готовлюсь к ужину, надеваю лучшее платье, подкрашиваюсь. Стук в дверь ровно в семь — как и условились. Маму я уже предупредила. На пороге Герман с двумя букетами, один — красные розы, другой — белые.
— Не знал какие ты больше любишь, — произносит Самойлов.
— Что? — смотрю на него ошеломленно.
— Шучу. Тебе красные, моя принцесса. Цвет страсти. А белые твоей маме. Как символ наших чистых и взаимных с ней отношений.
— Герман, вы чудо, — произносит из-за моей спины мамуля, невесть как там оказавшаяся — не знала, что мама умеет ходить бесшумно. — Давай, Настен, букетик. Красота какая! — мама наклоняется и втягивает в себя запах. — Ммм. В твоей комнате, в вазу поставлю. Как же я рада, милые мои, что все налаживается. Хорошо вам погулять…