Ребенок от лучшего друга. Мы не твои
Шрифт:
— Ты совсем спятил, Костров?! — ору, вытирая с глаз пену и пытаясь распахнуть веки. — Хочешь, чтобы меня инфаркт стукнул?
— А какого чёрта ты дверь в ванной не закрыла?
— Может, я подумала, что тебе хватит ума не заходить сюда и не дёргать мою ногу?!
Наконец, глаза удаётся открыть. Руслан сидит на бортике ванной и с наглой улыбкой смотрит на то, как я отчихиваюсь от пены.
— Зная, сколько ты моешься, если бы я не зашёл,
— Очень смешно. Проваливай отсюда, Костров! — хлопаю по воде ладонью, брызнув в Руслана пеной.
— Воу-воу, полегче, мадам. А то так всю пену вокруг себя разгонишь и откроешь моему взору все свои женские прелести, — его взгляд многозначительно падает ниже моего лица.
Примерно в область груди.
Инстинктивно я тоже туда смотрю, и понимаю, что пены вокруг действительно стало мало, а грудь почти видна в прозрачной воде.
— Ах ты... Костров! Немедленно выметайся! — я по горло опускаюсь в воду и начинаю рукой подгонять к себе пену под весёлый ржач Руслана.
— Интересно, Маршанская, как ты собиралась выходить за меня замуж, если так стесняешься показаться мне голой?
— Я не собиралась выходить за тебя замуж! Я уже объясняла, что...
— Просто хотела помочь... Да-да. Я помню.
— Мы можем поговорить об этом потом?! Я же попросила выйти!
— Конечно, можем, — кивает Костров. — Но мне больше нравится наблюдать, как багровеет твоё лицо.
— Я тебя сейчас утоплю! — снова брызгаю в него водой.
Он отскакивает и вскидывает руки, откровенно забавляясь ситуацией.
— Ладно-ладно, всё! Ухожу!
Вот же...
Провожаю Кострова хмурым взглядом до двери. Он вдруг оборачивается.
— Кстати, грудь очень даже ничего...
— Руслааан!!! — хватаю бутылку с пенкой и кидаю в друга, но он успевает с громким хохотом выскочить из ванной.
Глава 7. Что, простите, вы хотите?
Глава 7. Что,
Тася
— Куриное карри мне нравится больше чем то, рыбное, — Костров указывает ложкой на тарелку, смакуя кусок острой курицы. — В следующий раз тоже его приготовь. Очень вкусно, Маршанская.
— С вас тысяча долларов за ужин, — усаживаюсь за стол, плотнее запахнув полы халата и отбросив влажные волосы через плечо.
Щёки ещё пылают от горячей воды в ванной, а может, дело в том, что Костров заперся ко мне и нагло пялился, будто всю жизнь так делает?
До сих пор не могу отойти от его комплимента насчёт моей груди. Никогда не считала её своим достоянием. А когда была подростком, в лифчик подкладывала бумагу.
Ужас, ну и воспоминания.
Хватаю фужер с ледяным вином и делаю жадный глоток.
— Тысяча баксов? Как-то дороговато стоят твои услуги.
— Пфф... Ну я же будущий шеф-повар ресторана Ямуна. Зря что ли пашу там уже столько лет? А блюда от шефа — самые дорогие, между прочим.
— Не понимаю, почему ты не соглашаешься, чтобы я купил тебе собственный ресторан? Неужели так важно стать шефом именно Ямуны? — недоумённо спрашивает Руслан, продолжая поглощать приготовленный мной ужин.
— Именно, — я киваю. — Это то, в чём я хочу добиться успеха без твоей помощи. Я так долго к этому шла. И планирую дойти до конца.
— Дурёха ты, Маршанская, кто от своего ресторана отказывается?
— Видимо, дурёха и отказывается, — пожимаю плечами, ничуть не смутившись. — Ты ешь молча, а то подавишься.
— Значит, я умру и попаду сразу к Кришне. Ты же освещала эту еду?
— Костров, честное слово, ты нарываешься на то, чтобы я тебе это карри в задницу запихала.
Руслан ржёт, отпив вино из своего бокала, и с наслаждением цепляет ещё один кусок курицы.
— Ну а что ты делаешь с этими благовониями дома, что у тебя без конца хаты горят? Наверняка пищу перед алтарем освещаешь. И как ты ещё ресторан не спалила?
— Перестань. Я... Эээ... Плохо себя чувствовала утром и забыла затушить палочку. Я же тебе всё объяснила по телефону.
Ну, не скажу же я, что нервничала, так как собиралась сделать ему предложение?
"Тася, помни, что он не должен знать, насколько знаковое событие это было для тебя!"
— Кстати, о причине твоего плохого самочувствия утром, — Руслан поднимается из-за стола и направляется в коридор, а уже спустя минуту возвращается с листом в руках.
— Что это?
— Ты забыла, — он кладёт передо мной тот самый договор, который мы подписали в шестнадцать лет.