Рецепт дорогого удовольствия
Шрифт:
Глаша стала соображать: у Ашмарова жена и ребенок, у Бабушкина вообще трое детей. Значит, ничего серьезного тут быть не может. Вероятно, с ней желают завести незатейливую интрижку. Она тотчас же представила, как будет развиваться такая интрижка и чем она может закончиться. Плачевная перспектива! Крутить роман на работе можно только в том случае, если ты уже подыскиваешь себе новое место. А если нет, не стоит испытывать судьбу.
— Я сегодня не могу, — сказала она. — У меня весь вечер занят.
— Но подлечиться-то? — не отставал
— Я уже хорошо себя чувствую, — соврала Глаша.
— Значит, ты в состоянии сделать распечатки? — тут же оживился Лева.
— Да, — прокряхтела она, пытаясь подняться при помощи массивного стула Подвойской.
Потом упала на него и принялась обмахиваться обнаруженной папкой.
— Ой, что-то мне нехорошо.
— Слушай, Глаш, — смилостивился Бабушкин, — давай я сейчас ксерокопну старый текст и поработаю с ним, а ты уже потом все сделаешь, как надо. Когда очухаешься, о'кей?
— Лев, ты такой милый! — пробормотала Глаша, жмуря глаза, потому что ей больно было смотреть на свет.
— Только скажи, где у тебя оригинал?
— В моем кабинете, в сумочке, — простонала та, не в силах тронуться с места. — Там у меня куча газет, ты покопайся в них как следует.
Глаша уже второй день носила с собой рекламные газеты. День рождения племянника стремительно приближался, и ей очень хотелось потрясти его воображение. Поэтому она отыскивала объявления о курсах японского, китайского и арабского, которые попадались ей на глаза, и обводила номера телефонов красным фломастером. В выходной следовало сесть и обзвонить педагогов, чтобы выбрать тех, которые берут не слишком дорого и живут не очень далеко. Иначе Коля с женой ей, пожалуй, спасибо не скажут. А то еще возложат нее почетную обязанность транспортировать Дениса на курсы. Сама, мол, кашу заварила — сама и саночки вози.
Как только Лева скрылся в ее кабинете, Ашмаров затушил сигарету, загнув окурок кочергой. Он всегда выкуривал только половину сигареты, утешая себя тем, что так в него попадает меньше никотина. Бросил его в корзинку для мусора и оперся обеими руками о стол.
— Знаешь, Глаш, я своего предложения не снимаю, — сказал он, приблизив к ее лицу свое собственное — с глубокими карими глазами. — Как только у тебя будет настроение, сходим куда-нибудь.
Он даже не спрашивал, а констатировал факт.
— Хорошо, — просипела та, только чтобы от него отвязаться.
У нее возникло желание завернуться во что-нибудь большое и темное и полежать в углу. Однако она слышала, как Кайгородцев топочет в своем кабинете и на повышенных тонах разговаривает по телефону. Еще минута — и он вылетит в приемную за своей папкой. Чтобы предотвратить очередной вопль, надо было упредить его появление. Глаша, постанывая, поднялась на ноги.
— Глаш, я там твои шмотки слегка перекопал, — сообщил Бабушкин, пробегая по приемной. — Мне жутко некогда. Кстати, зайди ко мне, как освободишься, я дам тебе кое-что для приема внутрь.
Глаша отдала папки Кайгородцеву и поплелась к Леве. Тот сноровисто налил ей в
Мензурку неопознанную жидкость.
— Выпей, не нюхая и не ахая, — потребовал он.
Глаша выпила и уже через полчаса почувствовала себя человеком.
— Лева, иди сюда! — попросила она, когда окончательно пришла в себя.
— Ну? — Бабушкин возник на пороге, засунув руки в карманы халата.
— Лева, я тебя люблю.
— Глашенька, у тебя была слишком бурная ночь! — пробасила из-за своего стола Раиса Тимуровна. — Оставь Льва Евгеньевича в покое.
— Лева, ты лучший человек из всех, кого я знаю! — продолжала настаивать Глаша, преисполненная чувства благодарности. — Мне даже головой трясти не больно.
Бабушкин широко улыбнулся и, потрепав ее по щеке, нырнул к себе. Обернувшись, Глаша увидела, что прямо позади нее, словно башенный кран, возвышается Подвойская.
— Девочка моя, — ласково сказала та, беря Глашу под локоть. — Лев Евгеньевич, конечно, хороший человек, но это вовсе не то, что тебе нужно.
— Почему? — усмехнулась Глаша, решив немного попугать Раису Тимуровну.
— У него очень злая жена.
— Что вы говорите?
— Да, Глашечка. Даже если тебе удастся, — Раиса Тимуровна приглушила голос и немного помычала, подбирая слово, — м-м-м.., окрутить, — нашла она это слово, — Льва Евгеньевича, его жена тебя тотчас же вычислит и устроит Армагеддон. Поскольку ты будешь выступать на стороне зла, она победит.
— Вы так говорите, Раиса Тимуровна, как будто бы уже прошли через все это, — подколола ее Глаша.
— Ой, что ты, Глашечка! — зарделась та. — Я старше Льва Евгеньевича на.., не знаю, сколько лет!
— Что и говорить, — со знанием дела заявила Глаша. — Разница в возрасте — это непреодолимое препятствие!
— Нет, если мужчина старше — это даже хорошо, — возразила Подвойская.
Они не успели развить тему, когда из своего кабинета выскочил Кайгородцев и промчался к выходу, словно поезд метрополитена, — вжик — и нет его.
— Директор такого заведения! — покачала головой Раиса Тимуровна. — А носится, как мальчик. С ним вообще в последнее время что-то не то.
— Правда? — спросила Глаша с любопытством.
«Может быть, Раиса Тимуровна что-нибудь знает или о чем-то догадывается? — подумала она. — Секретари — это такие особенные люди, у которых нюх, как у поисковых собак».
— Я думаю, Глашечка, может, это из-за Ани?
Такого поворота дела Глаша вовсе не ожидала.
— Из-за какой Ани? — изумилась она.
— Из-за Ани Волович, секретарши Нежного. Мне кажется, наш Петр Сергеевич к ней очень тепло относился. Хотя они, конечно, не часто встречались, но…
— Подождите, Раиса Тимуровна, — покачала головой Глаша. — Вы хотите сказать, что директор расстроен потому, что Аня Волович уволилась?