Речной бог
Шрифт:
Осирис бродил в созданном им раю, и настроение зрителей было самым подходящим для начала трагедии, когда на сцену с воплем, от которого стынет в жилах кровь, выскочил Сет. Хотя все ждали этого появления, его мощь и отвратительный вид потрясли присутствующих. Женщины завизжали и закрыли лица руками, взглядывая на сцену из-за дрожащих пальцев.
– Что же ты наделал, брат? – зарычал Сет, придя в ярость от зависти. – Ты поставил себя надо мной? Разве я не бог, как ты? Что же, ты сотворил мир только для себя? Как же мне, твоему брату, разделить его с тобой?
Осирис ответил
– Наш отец, Амон-Ра, отдал мир нам обоим. Однако он также дал нам право выбирать, как распорядиться им: во зло или во благо…
Я вложил эти слова в уста Осириса, и они зазвенели в храме. Это лучшее из когда-либо написанного мною, и зрители замерли от восхищения. Я один знал, что произойдет через мгновение, красота и сила моих слов не радовали меня. Я взял себя в руки и стал ждать.
Осирис заканчивал свою речь:
– Вот мир, каким я сотворил его. Если хочешь разделить его со мной в покое и братской любви, добро пожаловать, брат мой. Но если ты пришел с войной и гневом в душе, если зло и ненависть сжигают твое сердце, я приказываю тебе уйти.
Он поднял правую руку в блестящих прозрачных одеждах и указал путь Сету, по которому тот должен был покинуть рай земной.
Сет повел огромными и волосатыми, как у быка, плечами и зарычал так, что брызги слюны облаком вылетели из его рта, распространяя вокруг вонь гниющих зубов. Я почувствовал запах из-за своего укрытия. Сет высоко поднял широкий бронзовый меч и бросился на брата. Этой сцены мы не репетировали, и Осирис был застигнут врасплох. Он стоял вытянув вперед правую руку. Клинок со свистом опустился вниз. Сет отрубил его кисть у сустава так же легко, как я бы обрезал побег виноградной лозы в саду. Она упала к ногам Осириса. Пальцы отрубленной кисти чуть дрожали.
Бронза была острой, а Осирис настолько не ожидал нападения, что какое-то время оставался без движения. Он только чуть качнулся. Зрители решили, что отрубленная рука – очередная театральная уловка, и быстро успокоились. Кисть, наверное, бутафорская, подумали они. Крови не было. Им стало очень интересно, но бояться пока было нечего. Вдруг Осирис с ужасным воплем отскочил в сторону и ухватился за обрубок. В этот момент кровь хлынула красной винной струей и забрызгала его белые одежды. Держась за обрубок и шатаясь, Осирис заковылял со сцены. Его крик, высокий непрерывный крик смертельной боли, взорвал самодовольство зрителей. Только сейчас они поняли, что стали свидетелями настоящего убийства. Страшная тишина сковала их своими цепями.
Не успел Осирис дойти до края сцены, как Сет поскакал за ним следом на своих коротких ножищах и догнал его. Он схватил Осириса за обрубок руки и потащил, как за рукоять, на середину сцены, где бросил несчастного на каменные плиты. Разукрашенная мишурой корона свалилась с головы Осириса, и косички черных волос рассыпались по плечам. Он лежал на каменном полу в увеличивающейся луже собственной крови.
– Пожалуйста, пощади меня! – завопил Осирис.
Но Сет вдруг расхохотался, стоя над ним. Он издал оглушительный гогот веселящегося мужчины. Расфер стал Сетом, и Сету было очень весело.
Этот дикий хохот вывел зрителей из оцепенения. Однако иллюзия была полной – они позабыли о том, что смотрят спектакль. Это ужасное зрелище стало для них реальностью. Женщины завизжали, а мужчины заорали в возмущении: ведь у них на глазах убивали их бога.
– Пощади его! Пощади великого бога Осириса! – завопили они, но никто не встал со своего места и не попытался выскочить на сцену и предотвратить трагедию. Они знали, что борьба и страсти богов не поддаются влиянию смертных.
Осирис шарил уцелевшей рукой по ноге Сета. Все еще смеясь, Сет схватил кисть этой руки, поднял ее и оглядел, как мясник осматривает ногу барана перед тем, как расчленить ее.
– Отруби ее! – раздался вопль, хриплый от жажды крови. Настроение толпы опять переменилось.
– Убей его! – закричал другой.
Меня всегда тревожило, как вид крови и насильственная смерть действуют на самых тихих людей. Даже меня взволновала эта ужасная сцена. Подташнивало от ужаса, это правда, но тем не менее где-то в глубине моего существа возник какой-то отвратительный восторг.
Одним небрежным взмахом клинка Сет отрубил руку, и Осирис упал. Рука осталась в окровавленных лапах Сета. Осирис пытался подняться, но не мог опереться на руки, и ноги его судорожно били по земле, а голова моталась из стороны в сторону. Он продолжал кричать. Я попытался заставить себя отвернуться, но, хотя желчь обожгла мне горло, не мог отвести глаз.
Сет разрубил руку на три части там, где она соединялась в суставах, и по очереди бросил ее куски в зал. В полете они роняли на зрителей рубиновые брызги крови. Зрители рычали, как львы во время кормежки в зоопарке фараона, и тянули руки, чтобы поймать священные мощи своего бога.
Работал Сет с религиозным рвением. Он отрубил ступни Осирису, затем икры и бедренный сустав. И бросал их кусок за куском, а толпа криками просила еще и еще.
– Талисман Сета! – взвыл вдруг какой-то голос. – Дай нам талисман Сета!
И зрители подхватили этот крик. Как гласит миф о смерти Осириса, талисман этот – самое мощное из колдовских средств. Человек, который владеет им, управляет всеми темными силами подземного царства. Это единственный из четырнадцати кусков тела Осириса, который не смогли обнаружить Исида и ее сестра Нефтида, когда разыскивали части его тела по дальним уголкам Земли, куда Сет разбросал их. Талисман Сета – это та самая часть тела, которой Расфер лишил меня и которая сейчас лежит в середине ожерелья, украшающего мою шею, циничного подарка моего господина Интефа.
– Дай нам талисман Сета! – выла толпа.
Сет протянул руку и поднял нижний край одежды безногого существа. Он по-прежнему хохотал. Я содрогнулся, узнав безжалостные нотки, такие знакомые мне по наказаниям, которые я терпел от его рук. В какое-то мгновение я снова испытал жгучую боль в паху, когда короткий меч блеснул в окровавленных руках Сета, и он поднял над сценой жалкие останки.
– Отдай нам, – молила толпа. – Отдай нам силу талисмана! – Спектакль превратил зрителей в стадо буйных зверей.