Речной бог
Шрифт:
– Мамос, сын Ра, да живешь ты вечно! Мы, твои верные подданные, граждане Фив, просим тебя уделить свое высокое внимание низкому зрелищу, которое мы посвящаем твоему величеству.
Вельможа Интеф закончил приветственную речь и вернулся на место. Под звуки рога, раздавшиеся за сценой, я вышел из-за колонны и встал лицом к зрителям. Им пришлось долго скучать, сидя в неудобных позах на каменном полу, и теперь они жаждали развлечений. Публика хриплыми возгласами приветствовала мое появление, даже фараон улыбнулся в предвкушении.
Я поднял обе руки, призывая к тишине, и заговорил
– Я гулял по берегу реки под яркими лучами солнца. Я был молод, и силы молодости переполняли меня. Потом я услышал необычную, можно сказать – роковую, губительную музыку в камышах на берегу Нила. Я не узнал звуков арфы, и во мне не было страха, так как находился я в расцвете мужских сил и любовь близких поддерживала меня. Музыка эта была непревзойденной красоты. Весело отправился я на поиски музыканта, не подозревая о том, что играла сама смерть и музыкой этой она хотела привлечь меня одного.
Мы, египтяне, зачарованы мыслями о смерти, поэтому я сразу глубоко взволновал своих зрителей. Послышались вздохи, некоторые из присутствующих содрогнулись.
– Смерть схватила меня и потащила в своих костлявых руках к Амону-Ра, богу солнца. Я слился с белым сиянием его плоти. Где-то далеко внизу рыдали любимые мной, но я не мог разглядеть их, и дни моей жизни, казалось, перестали существовать для меня.
Я впервые прочел свою прозу на публике и сразу понял, что мне удалось увлечь всех. Они слушали меня как зачарованные, затаив дыхание. В храме стояла полная тишина.
– Потом смерть отнесла меня высоко, откуда весь мир открывался моим взорам, словно круглый щит, сверкающий в синем море небес. Я видел всех людей из всех стран, которые когда-либо существовали на земле. Могучей рекой время потекло вспять передо мной. Люди вставали со смертного одра, молодели, уменьшались и исчезали в утробе матери. Время уходило все дальше назад, пока не появились первые мужчина и женщина. Я увидел их рождение и то, что было до него. Наконец на земле не осталось больше людей. На ней жили только боги.
Но река времен по-прежнему текла вспять – через эпоху богов к темноте и первобытному хаосу. Затем ей некуда стало течь, и она повернула обратно. Время опять пошло в направлении, к которому я привык в дни моей жизни на земле. Я увидел, как страсти богов и их мучения разворачиваются перед моими взорами.
Мои слушатели прекрасно знали богов нашего пантеона, но никто из них не слышал, чтобы их жития представлялись таким новомодным образом. Они сидели молча, как околдованные.
– Из хаоса и тьмы поднялся Амон-Ра, тот, кто создал себя сам. Я увидел, как Амон-Ра погладил свой детородный член и тот испустил струю семени, которая могучей волной прокатилась по небу и оставила серебряный след, известный нам под названием Млечного Пути, пересекающего небо от края до края. Из его семени родились Геб и Нут, земля и небо.
– Бак-кер! – Чей-то дрожащий голос прервал тишину во дворе храма. – Бак-кер! – Старик настоятель не выдержал и благословил мое видение сотворения мира.
Я был настолько поражен этим, что чуть не забыл следующую строчку. Ведь это самый суровый критик моего спектакля. Теперь он целиком встал на
– Геб и Нут сошлись как мужчина и женщина, и от их соития, их страшного брака появились боги Осирис и Сет и богини Исида и Нефтида.
Я широко повел рукой в сторону сцены, и полотняный занавес медленно разошелся, открывая фантастический мир, сотворенный моим воображением. В Египте еще никто ничего подобного не видел, у зрителей захватило дух от удивления. Медленным торжественным шагом я ушел со сцены, и мое место занял бог Осирис. Зрители сразу узнали его по высокому бутылкообразному головному убору и по тому, как он скрестил на груди руки с посохом и плетью. В каждом семейном святилище стояла его статуэтка.
Монотонный почтительный гул исторгся из каждого горла. Успокоительное, которое я дал Тоду, придавало странный блеск его глазам, он убедительно играл божество из потустороннего мира. Он сделал магические движения посохом и плетью Осириса и объявил звучным голосом:
– Да будет река Атур!
И снова по рядам собравшихся прошел шорох, когда все поняли, что речь идет о Ниле, а Нил – это Египет и центр мира.
– Бак-кер! – воскликнул другой голос, и теперь, выглянув из своего укрытия за колонной, я удивился и обрадовался: это был сам фараон.
Теперь моя мистерия получила благословение и духовных, и мирских властей. Я был уверен, что она будет признана официальной и заменит старую, просуществовавшую тысячу лет. Мне нашлось место среди бессмертных. Мое имя проживет тысячелетия.
Я весело приказал рабам открыть емкость с водой. Сначала зрители ничего не поняли. Когда они осознали, что стали свидетелями рождения Великой реки, тысячи глоток подхватили:
– Бак-кер! Бак-кер!
– Да поднимутся воды! – воскликнул Осирис.
И воды Нила послушно поднялись.
– Да опустятся воды! – вскричал бог, и по его приказу воды снова вернулись в русло. – А теперь да поднимутся воды снова!
Я приказал ведрами лить краску в воду, вытекающую из емкости в задней части храма. Сначала лили зеленую краску, чтобы имитировать цвет воды перед половодьем, а затем, когда вода поднялась, добавили темную, которая хорошо передавала цвет Нила во время сезонного наводнения.
– Да будут насекомые и птицы на земле! – приказал Осирис, и в задней части храма открыли клетки, откуда с визгом, чириканьем, писком вылетело облако диких птиц и ярко окрашенных бабочек и заполнило весь храм.
Зрители, как маленькие дети, зачарованно протягивали руки к бабочкам, хватая и снова выпуская их в воздух в пространстве между высокими колоннами. Одна дикая птица – длинноклювый удод с яркими белыми, коричневыми и черными узорами на крыльях – бесстрашно подлетела к фараону и уселась прямо на его короне.
Толпа пришла в восторг.
– Знамение! – закричали все. – Благословен наш царь! Да живет он вечно!
И фараон улыбнулся.
Это, конечно, низко с моей стороны, но позже я намекнул вельможе Интефу, что специально обучил птицу выбрать из всех людей фараона, хотя, разумеется, это было невозможно. Но он поверил мне. Такая уж слава идет о моем умении обращаться с животными и птицами.