Речные тайны
Шрифт:
Юноша подхватил ком мятой формы и зашел за ширму, чтобы привести себя в порядок. Он хотел бы хорошо смотреться сегодня, во всем блеске байернского военного обмундирования. Просто в знак уважения к Изи и Джерику. Никаких других причин.
Рейзо влез в штаны. То есть влез наполовину. Ему удалось натянуть их на бедра, но при этом снизу обнажились лодыжки, словно он нацепил детские штанишки.
— Что это за шутки?
Он продел голову в ворот рубахи с длинными рукавами и дернул ее вниз. Прежде подол прикрывал верхнюю часть бедер, но сейчас едва достал до пояса, а в груди и плечах одежка жала так, что для того, чтобы сделать вдох, ему пришлось выпрямиться в струнку. И разумеется, обнаружилось, что ботинки чересчур тесны. Рейзо мрачно воззрился на затылок Энны, а затем невольно рассмеялся. Все же отличная вышла шутка.
— Ха-ха! — сказал он, выходя из-за ширмы. — Как тебе мой новый наряд?
У Энны округлились глаза, когда Рейзо важно прошествовал перед ней по кругу. Она поперхнулась, а затем согнулась от хохота, как будто веселье придавило ее к земле. Рейзо привстал на цыпочки и покружился — так в его представлении делали девушки, показывая друг дружке новые платья.
— Тесная рубаха и короткие штаны, новейшая байернская мода, — объявил он высоким голосом. — Прямо от Энны.
— Как ни жаль, я не могу присвоить себе эту заслугу, — сквозь смех выговорила Энна.
Рейзо бросил паясничать и изобразил на лице убийственно серьезное выражение:
— Хватит этих игр, Энна-девочка. Тебе не убедить меня, что это работа Финна.
— Финна? О чем это?.. Рейзо, это же ты сам.
Он приложил некоторые усилия и добился еще более серьезного выражения лица.
Энна удивленно фыркнула:
— Ты что, еще не понял, лесной чурбан? Ты просто подрос за год.
— Умоляю тебя, я уже не так легковерен, как прежде. Это еще одна твоя шуточка, вроде укороченных стремян у моего седла.
Она развела руками, как будто спрашивая: «И что я могу поделать, если ты не веришь?»
Рейзо фыркнул.
— Мне уже восемнадцать, а мои братья перестали расти, когда им было…
А сколько им, собственно, было? Шестнадцать, семнадцать? В последние месяцы одежда казалась ему тесноватой. Возможно ли, что ни с того ни с сего его телу вздумалось немного подрасти?
— Я что, и впрямь вырос?
Энна указала на его голые лодыжки, как бы говоря: «Вот тебе доказательство».
Рейзо локтем отодвинул Энну с дороги и встал перед ее зеркалом. Он не видел собственного отражения уже несколько месяцев, если не дольше. Его волосы, подпалившиеся в огненном бою, стали слишком короткими и больше не могли впечатляюще стоять дыбом. На лице красовалось несколько внушительных синяков, а кожу испещрили красные пятнышки — следы от кипящей воды, результат Дэшиного сражения с мастерами огня. Но изменилось и кое-что еще — более твердая линия челюсти? Выдвинувшийся подбородок? Рейзо пощупал мышцы на руке и кивнул, удивленный их обхватом, затем покосился на Энну, проверяя, заметила ли та. Она ухмылялась.
— Поднимись, — потребовал он, встал с ней спина к спине и провел ладонью по макушкам. — Я выше тебя.
— Чуть-чуть. И смотри, чтобы это не ударило тебе в голову.
— Нет, погоди, дай я скажу это еще раз: я выше тебя!
— Чуть-чуть, — повторила Энна.
«Чуть-чуть» Рейзо не смутило. Он важно вышагивал и скакал, кружился и расхаживал взад и вперед, нараспев приговаривая «ха-ха!» и восторгаясь величием своего нового роста.
— Ты по-прежнему на голову ниже Финна, — напомнила Энна.
— Тебе не проколоть мой воздушный шарик, леди Финтифлюшки-в-волосах. Я-то знаю, что смотрюсь впечатляюще.
Он снова переоделся в тирианский наряд, и они неторопливо отправились на празднование, обмениваясь тычками, как словесными, так и локтевыми, и смеясь взахлеб. Даже когда их окутало пьянящее благоухание тысячи масляных ламп в пиршественном зале, они продолжали фыркать. Финн сидел на подушке за их столом, до предела выпрямив спину, и покручивал в пальцах ложку, явно пытаясь унять беспокойство.
— Что такого смешного? — спросил он.
— Рейзо стал выше ростом, — отозвалась Энна.
— Это и впрямь смешно, — признал Финн.
Энна не стала садиться рядом с ним.
Еда на пиру оказалась скорее причудливой, чем обильной: оранжевая рыба в густом горчичном соусе, подслащенном финиками, рубленые моллюски с перцем и сосновыми ядрышками на вымоченном в вине хлебе. И только во время речи главы совета под маринованную дыню Рейзо осознал, что это вообще за встреча — торжественные проводы.
— Польщены визитом монарших особ… — и ля-ля-ля. — …Превосходные известия от лорда Килкада о стремлении к миру, которое он приветствует в Байерне… с надеждой на дальнейшие отношения… и пожелать доброго пути тем байернцам, кто вскоре вернется домой.
«Вернется домой».
Рейзо даже не думал… Конечно, изначально предполагалось, что их задание так или иначе будет выполнено после того, как совет проголосует. Мегина останется, но, видимо, большинство байернских личных уедут и им на смену прибудут другие. Рейзо отправят обратно в столицу, жизнь вернется в свое русло: ни войны, ни тревог. И все будет хорошо. Наверное.
«Домой».
Он определенно не вынес бы, если бы никогда больше не увидел маму или Рин, ему нравилось быть дядей Рейзо, да и с братьями у него случались счастливые мгновения, когда он не отплевывался грязью и сосновой хвоей. И все же память о родном доме сдавила его, словно одежда, из которой он вырос.
Рейзо облокотился на подушку и задумался о том, насколько же ему нравится ингриданский обычай обедать полулежа. Он также очень привязался к своему луммасу и к погоде, позволяющей ходить в сандалиях. Чувствовать ветер пальцами ног было приятно. Юноше пришлось по вкусу даже лето с его удушающей жарой. Запах мандариновых цветов, такой сладкий и нереальный, что казался искусственным. То, как город обрывался в океан, и корабли, при виде которых его пятки начинали зудеть от желания забраться на борт. Инжирно-яичные пирожки и кислые-кислые оливки, черный хлеб, обмакнутый в зеленоватое масло, рыба и невыносимо сладкий винный соус. Дэша. Он будет тосковать по всему этому. Судя по тому, как ему стеснило грудь, он уже начал тосковать.
И стоило только ему вконец расчувствоваться, как зазвучала музыка. Четыре дамы с арфами и скрипками устроились посередине зала и начали играть печальную мелодию, которую он слышал на каждом празднике. Ее звук вливался ему в горло и трепетал где-то в животе, а слова сами собой загудели на губах:
Ингридан, влейся ко мне под кожу, Город семи рек, Моя кровь течет в твоих реках…Одной из арфисток была Дэша. Рейзо пристально рассматривал ее и гадал, неужели он упустил возможность сказать ей, что ему нравятся ее щиколотки, и прядка волос, выбившаяся из косы, и то, как она подпрыгивает, когда счастлива без меры.