Рецидив
Шрифт:
— Развлеклась?
— Пошел нахуй, Жора.
Оттолкнула, быстро пошла по коридору до раздевалки, в спину только услышала Жорин мерзкий хохот. Козел конченый. Неужели Шакал на самом деле разрешил, чтобы она пошла на приват или Жора ее тупо развел? Да, какая уже разница? Уже нет смысла разбираться, нет никаких сил, в голове полный бардак.
Девочки переодевались к выходу, не обращая на них внимания, нашла свои вещи, сбросила шорты, кое-как развязав высокие ботинки, откинула в сторону. Натянула спортивный костюм, размера на два больше, чем надо, на голову — капюшон, обула кроссовки, накинула
— Агат, что-то случилось?
Молчу, ничего не отвечаю, не хочу даже думать о том, что случилось. Ненавижу себя за это.
— Извини, Стасян, не сегодня.
Отвечаю как можно вежливее, люблю Стаську, классная она, смотрит на меня своими зелеными глазищами, настороженно так. Иду узкими коридорами к служебному выходу. Три часа ночи, жизнь кипит, у дверей курят официанты и бармены. Чувствую на себе их взгляды, сжимаю в кармане толстовки кожаное портмоне, сильнее натягивая на глаза капюшон, сворачиваю за угол. Здесь нет ярких фонарей, сбавляю шаг. От чего или кого я так бегу? От себя. Только от себя. Моя смена заканчивается только в шесть утра, но я ушла раньше, Жорик будет в бешенстве, да пошло оно все. Пошли они все.
Достаю из кожанки сигареты, кое-как прикуриваю, закрывая огонек зажигалки ладонью от капель дождя. Делаю глубокую затяжку, никотин расслабляет, но не приносит облегчения. Все еще чувствую руки того мужчины на своих бедрах, толчки его члена во мне, свой оргазм, словно открытие, болезненные спазмы удовольствия, скручивающие тело. Он оглушил, заполнил собой каждую клеточку, каждый уголок сознания.
Он раздавил, унес землю из-под ног. Два оргазма за несколько минут, я словно девственность потеряла. В двадцать три года, а я ни разу не испытывала такого ни с одним мужчиной. Смешно и стыдно, если бы не было так печально.
Редко кого к себе подпускала, скорее глотку перегрызет, чем позволит себя трахнуть. Шакал был третьим мужчиной, которому я позволяла быть с собой. Делала вид, имитировала удовольствие, так он просто быстро кончал и не лез больше, только держал потом всю ночь около себя. Типа любимой собачки, ручная болонка на ночь, это начинало пугать.
Шакал больше был в наркотическом оргазме, чем в натуральном. Женщины его интересовали для поддержания статуса мужика. Их было много, разных, но именно меня он последнее время начал оставлять на ночь. Жутко тогда испугалась, что половой акт затянется на часы, я этого просто не вынесла бы, вскрылась бы точно. Но все оказалось не так ужасно. Хотя, это смотря с чем сравнивать.
Всегда считала себя убогой в этом плане. Но с этим можно жить, живут миллионы женщин. После перенесенного когда-то насилия или неудачного первого сексуального опыта, в голове барьеры и преграды, не дающие чувствовать себя полноценными тысячам женщин. Может быть и она из этого миллиона? Такая же полноценная и убогая, не задумывалась, не до этого совсем, просто привыкла и жила дальше. Многие пускали слюни и подкатывали, думая, что я такая секси-детка, раскрепощенная, безумно сексуальная, если танцую и умею красиво двигать телом. Как же они все жестоко ошибаются.
Но тут словно программа, запущенная много лет назад, дала сбой. Что и в какой момент пошло не так, так и не поняла. Тело слушалось, откликалось
Морозов Глеб Аркадьевич, тысяча девятьсот восемьдесят третьего года рождения. Так было написано в водительских правах, на фото моложе, чем сейчас. Плотно сжатая челюсть, излом чуть полноватых губ, темные брови, щетина. Пара карточек, естественно, золотых, электронный ключ, деньги. Раньше обычно забирала деньги, все остальное просто выкидывала в мусорку. Но не сейчас.
Рука затряслась, всматриваюсь в фотографию, в глаза. Они так до боли знакомы, именно эти, что у парня на водительском удостоверении. Глеб, значит его зовут Глеб. Внезапно накатывает тошнота, выворачивает моментально, чуть ли не на кроссовки. Часто душу, вытираю рот рукавом, пытаясь успокоится.
Даже не стала смотреть, сколько там наличных, убрала портмоне обратно в карман. Сука, все выглядело так, что он захотел трахнуть, и трахнул. Все ее, мол, я не танцую приваты, не стоят ничего. Пустой звук. Шлюха, повела себя как шлюха. Чем она сейчас отличается от Машки, ах, да, простите Мэри? Да ничем. Но дело даже не в том, что он о ней подумает, плевать. Дело в ней, в том, как она сама себя сейчас чувствует. Хреново чувствует. Дело совсем в другом, но об это даже не хочется думать, а уж тем более вспоминать.
Пошла дальше, вдоль детской площадки, вдоль обшарпанной пятиэтажки, к своей такой же обшарпанной. К горлу начал подкатывать ком, остановилась, всхлипнула. Руки тряслись, глубоко задышала через нос, выкинула сигарету.
— Черт, да что ж это такое. Только не сейчас.
Паническая атака нарастала изнутри, словно из ниоткуда. Она научилась ею управлять, не погружаться в мысли и прошлое. Воспоминания, как вспышки, его руки на ее теле, толчки, удовольствие, но перед глазами другое лицо. Сердце колет, задерживает дыхание, садится на корточки.
Она научилась с Шакалом отключаться, думать о другом, но эти оргазмы, что были сегодня, словно насмешка, словно плевки в душу. Напоминание того, что она такая же, как все, такая же шлюха, как ее и называли, называл тот, кому она верила, кто был ее семьей. В ушах стоит его истеричный смех, щеки горят, как тогда, от его пощечин.
— Эй, ты чего? Тебе плохо. Агатка, блин, это ты! Черт, погоди.
— Нет, нет, отойди. Оставь меня.
— Все, все, успокойся. Сейчас отпустит, посмотри на меня, малая, посмотри.
Отдирают руки от лица, но ничего перед собой не вижу, лишь расплывчатые контуры, а в ушах вместо криков и оскорблений звучит его: «Двигайся, девочка, двигайся» и та музыка, что разливалась по кабинке.
— Агата, смотри на меня, на меня. Агата, слушай меня, только мой голос. Агата, посмотри на меня, посмотри. Да, вот так, смотри только на меня. Умница, умница, девочка.
Пелена рассеялась, тело отпускало сковавшее его напряжение, видит лицо, знакомое лицо, пытается что-то сказать, но не выходит, в горле ком, выдавливает улыбку, все еще тяжело дышит. Мужчина гладит ее по мокрым щекам.