Рефераты для дурехи
Шрифт:
Но тут подвернулся опытный соблазнитель женщин, красавец Родольф Буланже, который пошел на госпожу Бовари приступом, по-кавалерийски. Он добился успеха очень краткой декламацией по поводу несчастий и тоски одинокой души, ищущей любви, меланхолических возгласов о ангельском облике госпожи Бовари и его мнимом отчаянии от ее холодности. От таких слов, слышанных ею впервые, Эмма млеет: «пыл этих речей тешил ее самолюбие, и она, казалось, нежилась в теплой ванне» (С. 93). Родольф пригласил госпожу Бовари на прогулку верхом и овладел ею. Бурная страсть Бовари к Родольфо оправдывалось ею тем соображением, что она страшно много страдала, живя с мужем-пошляком, а теперь она, точно героини читанных ею романов, «сама как бы входила живым звеном в эту цепь вымышленных образов». Иначе сказать, она сама сделалась героиней романа, и это ей страшно нравилось, она наслаждалась мыслью о том,
На самом деле госпожа Бовари с любовником пошловато и нагло обманывали недалекого мужа. Эмма ждала, когда Шарль уснет на кровати, а в это время Родольф бросал в окна супружеской спальни горсть песку. Шарль захрапывал – и госпожа Бовари бежала в сад к любовнику, или в дождливую погоду они занимались любовными утехами в кабинете мужа. Она задаривала подарками богатого и без того любовника за счет средств мужа, она влезла в долги, которые расчетливо раздувал торговец Леру, ведя дело к разорению мужа. К тому же Эмма Бовари в своей страсти «становилась слишком сентиментальной. С ней надо было обмениваться миниатюрами, срезать для нее пряди волос, она требовала от него кольцо, настоящее обручальное кольцо, в знак вечного союза. (…) С тех пор как он осиротел, прошло уже двадцать лет. Это не мешало Эмме утешать его в потере родителей и так сюсюкать, словно она имела дело с покинутым карапузом» (С. 99). Родольф начинал уставать от однообразия ее страсти, поскольку столкнулся с такими же речами и формами бурной любви не один раз у многих женщин. Госпожа Бовари клялась Родольфу в безумной страсти, требовала, чтобы он в полночь думал только о ней, засыпала его бесконечными упреками, самоуничижалась, крича любовнику: «Я твоя раба, твоя наложница!» (С. 109)
И когда госпожа Бовари задумала побег от мужа вместе с любовником, намереваясь бросить на произвол судьбы также и дочь, Родольф ее с легким сердцем в свою очередь бросил под предлогом заботы о ее счастье, и она тяжко заболела.
В момент болезни Шарль Бовари, ее глупый, но добрый муж, показывал чудеса героизма, выхаживая ее, вырывая из лап смерти. Он забросил врачебную практику, потерял клиентов. Для него важнее всего было здоровье обожаемой жены. Ничего этого госпожа Бовари не способна была оценить. Эгоизм героини поразителен!
Ее болезнь и пребывание на грани смерти, кажется, вернула ее в лоно церкви, но это опять не больше, как лицемерие. Встреча в Руане с Леоном решила дело в пользу страсти. И хотя она еще изображает добродетель и назначает ему свидание в церкви, тем не менее исход душевной борьбы теперь ни для нее, ни для читателя не секрет. Любопытно, что Флобер сравнивает церковь с женским будуаром, это довольно смелое сравнение: «Вся церковь располагалась вокруг нее, словно гигантский будуар…» (С. 130)
Теперь ее защита от нападения Леона была только формальной, для отвода глаз, и Леон, узнавший женщин в лице проституток, уже не питает иллюзий на счет госпожи Бовари. Кстати, их возобновленная любовь произошла в театре, где Бовари во время оперного спектакля до такой степени влюбилась в оперного премьера, что уже мечтала о том, как они будут любить друг друга, как он будет возить ее в своей кибитке по городам и весям и как она будет о нем заботиться.
Всё это очередные химеры, а наяву диалог с Леоном о добродетели был до безобразия краток:
«Она жеманилась. Потом вдруг серьезно сказала:
Вы знаете, это очень неприлично.
Почему, – возразил клерк. – Так делают в Париже.
Эти слова, словно неопровержимый аргумент, заставили ее решиться» (С. 131).
Этот аргумент был так же неопровержим, как отсутствие амазонки для прогулок с Родольфом. Как только муж предложил купить амазонку, дело было решено в нужном для Эммы Бовари духе.
Измена порождает нескончаемую ложь, в которой тот, кто лжет, путается. Эмма лгала напропалую: если, как пишет Бовари, она шла по правой стороне улицы, то мужу она обязательно сказала бы, что шла по левой стороне. Она выдумала повод еженедельно бывать в Руане якобы для занятия музыкой. На самом деле – для встреч с любовником. Ее путь – путь бесконечных компромиссов с собой, и все большее падение в долговую яму с легкой руки Леру. Когда же дом Шарля Бовари описывают, она пытается что-то сделать, чтобы избежать позора и выручить мужа, еще об этом не подозревающего: она предлагает
Настоящий герой романа – Шарль Бовари. Под личиной пошлого и недалекого мещанина скрывается подлинная любовь, которая обрывается смертью. Шарль не может поверить в предательство жены и понять все эти трехлетние ухищрения, но, как только он теряет иллюзии насчет своего почти божественного идеала, он умирает, как человек, которому больше незачем жить. Встретятся ли они с женой в раю? Едва ли.
Так можно ли считать Гюстава Флобера госпожой Бовари? Она человек, и он описывает ее по-человечески, с сочувствием и любовью, несмотря на то что понимает все ее женские хитрости и самообманы. Да, в определенном смысле он сделался госпожой Бовари, но только тогда, когда ее отчаяние дошло до краев и когда она перестала быть сухой эгоисткой. Ее смерть отчасти примиряет читателя с нею: Флобер хочет, чтобы читатель простил ее и посочувствовал. Не рок виноват в этих обстоятельствах (словечко, которое сначала бросает Родольф для самооправдания, бросая Эмму, а потом муж), а сама Эмма Бовари. Чувство нравственной ответственности – вот что ей не хватало и о чем ратует писатель Флобер. Эгоизм привел в пропасть госпожу Бовари, и это то страшное зло, с которым Флобер намерен до конца бороться и делает это с успехом, расставляя в своем романе нравственные акценты, ясные читателю.
Глава 5. Разрушение кукольного дома во имя человека (по пьесе Г. Ибсена «Кукольный дом»)
Генрик Ибсен в каждый момент действия своей драмы «Кукольный дом» удивляет читателя (зрителя). Читатель готовится к одному и ждет одного развития событий, а действие внезапно развивается, вопреки его ожиданиям, по совсем другому сценарию.
В первой сцене Нора кажется инфантильной, наивной, по-детски доверчивой, ребячливой – не от мира сего, одним словом. Вот почему разговор с подругой ее детства фру Линне читатель может посчитать опасным для Норы. Зачем Нора выдает ей тайну? Не воспользуется ли этой тайной фру Линне в своих корыстных интересах? И вообще что это за тайна у Норы? Каким способом Нора достала деньги? Изменила мужу? И такой вариант тоже читатель проигрывает в сознании, знакомясь с Норой. Впрочем, все эти возможные варианты развития событий Ибсен, как настоящий непредсказуемыйхудожник, разом опровергает.
Завязка интриги, таким образом, деньги. Муж Норы адвокат Торвальд Хельмер тяжело болел, был при смерти. Спасти его могла только Италия с ее целительным климатом. Но денег не было на эту поездку. Взять было неоткуда. Врачи одной Норе сказали о смертельном исходе болезни мужа в случае, если тот немедленно не поменяет климат. Следовательно, сам муж, не подозревая, что ему грозит, не стал бы искать денег на поездку, поскольку и не чувствовал опасности. Нора занимает деньги у Крогстада, хищного, жадного и подлого дельца. Гарантию по заемному письму должен подписать поручитель, уважаемый человек, – в случае с Норой таким человеком стал отец Норы. Но он тоже смертельно болен, и такая подпись убьет старика, ведь ему надо все объяснить, в том числе рассказать о смертельной болезни мужа Норы. Это его окончательно добьет.
Все эти обстоятельства заставляют Нору совершить подлог, то есть поставить вместо отца-поручителя фальшивую подпись, подделанную самой Норой. Такая подделка могла бы и «не всплыть», если бы Крогстад, интриган и мерзавец, не выяснил дату смерти отца Норы. Заемное письмо было подписано от его имени через три дня после его смерти.
Вот и еще материал для, так сказать, мысленного соревнования в силе фантазии между читателем и автором. Автор не дает ни малейшего шанса читателю. Крогстад в сцене с Норой представляется обыкновенным шантажистом, типичным отрицательным героем, отпетым злодеем, который уж если ступил на дорогу зла, то с нее не сойдет никогда. И снова Ибсен опровергает предположения читателя.