Рефераты для дурёхи
Шрифт:
Впрочем, психологически можно мотивировать неожиданность рассказа супругов, живших 20 лет вместе и молчавших, их нежеланием бередить рану. Иокаста потеряла сына, едва его родив. Эдип стал убийцей нескольких человек. Бежал от посоха Эдипа один только раб, который как раз и рассказывал Иокасте о нападении разбойников на Лаия. Обратим внимание, что эти исповедальные рассказы Иокасты и Эдипа вновь происходят публично, в присутствии хора фиванских старцев. Корифей хора сочувствует Эдипу:
И мы в тревоге; все ж, пока свидетель (тот самый раб)Не выслушан – надежды не теряй!Хотя Иокаста настаивает на неверии в «гаданья божьи», и ее малютка, погибший сам, не мог убить отца, однако она несет венок с цветами и горсть ладана в качестве жертвы и приношения богу, чтобы задобрить
Следующее свидетельство окончательно подрывает веру Эдипа в благополучное разрешение дела. От коринфского вестника он узнает, что умер его отец Полиб, коринфский царь, или, вернее, тот, кого он считал своим отцом. Вестник много лет назад был пастухом, который отдал Полибу и Меропе Эдипа, получив младенца от другого пастуха, принадлежавшего Лаию. Полиб и Меропа воспитали Эдипа как сына. Этот вестник много лет назад собственноручно развязывал израненные ноги младенца Эдипа.
Последняя надежда Эдипа – пастух. Быть может, он скажет, что Эдип невиновен, что все это ошибка, дурной сон, наваждение, а дельфийские оракулы – только ложное гадание и обман.
Иокаста отчетливо понимает: Эдип – преступник, но еще можно остановиться, уйти с площади во дворец, прекратить это нелепое следствие и продолжать жить как ни в чем не бывало дальше, забыв обо всем, что здесь произошло. Она делает последнюю отчаянную попытку остановить Эдипа, спасти ее мужа и отца ее детей, спасти народ Фив от немыслимого позора, который того и гляди падет на их справедливого и милостивого царя.
Иокаста
Коль жизнь тебе мила, оставь расспросы.Молю богами, – я и так страдаю. (…)Эдип, молю, послушайся меня!Эдип
Послушаться? Не обнаружить рода?Иокаста
Но я забочусь о твоем же благе!Эдип
Вот это благо ужа давно мне в тягость!Иокаста
О, век бы не узнать тебе, кто ты! (…)О горе, горе! О злосчастный – этоТебе последний мой привет; прости!(Уходит во дворец.)
Получается, Иокаста уже все поняла, раньше Эдипа. Она боролась, стараясь отвести неумолимую десницу рока от головы Эдипа. Всё было тщетно. В финале мы догадываемся, что ее последний привет был на самом деле последним, поскольку она бросилась во дворец, чтобы покончить жизнь самоубийством. Ведь она сама отдала сына мужу Лаию на убийство, чтобы потом этот сын убил ее мужа, стал ее вторым мужем и отцом ее четырех детей. Брачное ложе загрязнилось кровью убийства и кровосмешением, грехом инцеста. И во всем виновата она. Непреклонность Эдипа в искании истины лишает ее последней надежды: ничего уже нельзя вернуть, пророчества оправдались.
Приведенный слугами Эдипа пастух больше других упорствует, не желая открывать Эдипу истину. Он молит его отступиться и не доискиваться этой проклятой истины. Коринфский вестник уличает его на очной ставке:
Вестник
Теперь припомни: не давал ли тыМладенца мне в те дни на воспитанье?Пастух
К чему об этом спрашивать теперь?Вестник
А вот к чему: младенец этот – вот он!Пастух
Да будет проклят твой язык! Молчи!Пастух здесь лжет, утверждая, будто лжет вестник. Эдип грозит пастуху пыткой, вынуждая его рассказать правду. Ту самую правду, о которой все давно уже догадались, которую знает и сам Эдип. Факты слишком очевидны. Они изобличают Эдипа как убийцу и кровосмесителя. Но Эдип теперь уже угрожает пастуху смертью, только бы тот довел до конца свой рассказ, в результате чего последние надежды Эдипа окончательно рухнут, и он потеряет всё, что когда-то имел, но, главное, потеряет счастье жить в ладу со своей совестью.
Эдип
Свершилось все, раскрылось до конца!О свет! В последний раз тебя я вижу:Нечестием мое рожденье было,Нечестьем – подвиг и нечестьем – брак!В.Н. Ярхо в статье «Трагический театр Софокла» приводит фразу одного из героев Эсхила: «Лучше быть несведущим, чем мудрым». [5] Насколько мудр Эдип, отдаваясь до конца поискам последней истины? Он в своих поступках напоминает рассуждения «подпольного героя» Ф.М. Достоевского из его знаменитых «Записок из подполья». Тот говорит о том, что если даже люди всё расчислят до конца, всю жизнь приведут в порядок, составят логарифмические таблицы, по которым им следует жить, обязательно появится какой-нибудь господин со злорадной, скептической физиономией, который все эти таблицы пошлет к черту, сбросит их в пропасть, лишь бы пожить по собственной воле, вопреки всем этим логарифмическим таблицам, где зарисована его польза.
5
Ярхо В.Н. Трагический театр Софокла. – В кн.: Софокл Драмы. М., «Наука», 1990, с.484.
Не таков ли и царь Эдип? Зачем он ищет истину? Что он получает, когда узнает ее? Уже больше двадцати лет назад он убил своего отца, женился на собственной матери и заимел от нее детей. Ему требовалось узнать, что дельфийские оракулы не врали, что судьба свершилась давным-давно, что он стал орудием этой судьбы, несмотря на то, что старательно избегал ее и бежал от судьбы, для того чтобы быстрее к ней приблизиться и оправдать роковые пророчества.
Трагедия Эдипа продолжается на глазах жителей Фив. О гибели Иокасты и самоослеплении Эдипа рассказывает хору фиванских старцев домочадец, бывший свидетелем происходившей трагедии в ряду других домочадцев и слуг. Иными словами, и самоубийство в античном мире – акт общественный, лишенный всякой интимности. Этот акт сопровождается страстными, бурными проклятиями Иокасты и проклятиями самого Эдипа самому себе и своим глазам, которые теперь не желают видеть окружающий мир:
Домочадец
Вы помните, как в исступленье горяОна умчалась. Из сеней онаВ свой брачный терем бросилась, рукамиВцепившись в волосы свои. А тамОна, замкнувши двери, воззвалаКо Лаию, погибшему давно,Коря его: «Ты помнишь ли той ночиСтаринной тайну? В ней ты сам себеРодил убийцу, а меня, супругу,На службу мерзкого деторожденьяСвоей же плоти горестной обрек!»Она и одр свой проклинала: «Ты мнеОт мужа – мужа, и детей от сынаРодить судил!» И вслед за тем – конец.Но как она покончила – не знаю.Раздался крик – в чертог Эдип ворвался —Не до нее тут было. Все за нимСледили мы. Метался он повсюду.«Меч! Дайте меч мне!» Так взывал он к нам.То снова: «Где жена моя, скажите…Нет! Не жена – перст нивы материнской,Двойной посев принявшей – и меня,И от меня детей моих зародыш!» (…)И, точно силой неземной ведомый,На дверь закрытую нагрянул, осьИз гнезд глубоких вырвал – и вломилсяВо внутрь покоя. Мы за ним. И вотМы видим – на крюке висит царица,Еще качаясь в роковой петле.Стоит он, смотрит – вдруг с рыданьем дикимЕе хватает и с петли висячейСнимает бережно. Вот на землеЛежит несчастная. Тогда – ах, нет!Ужасное свершилося тогда!Эдип срывает пряжку золотую,Что на плече ей стягивала ризу,И вверх поднявши острую иглу,Ее в очей зеницы погружает.«Вот вам! Вот вам! Не видеть вам отнынеТех ужасов, что вынес я, – и тех,Что сам свершил. Отсель в кромешном мракеПусть видятся вам те, чей вид запретен,А тех, кто вам нужны, – не узнавайте!»