Референт

Измайлов Андрей

ЛЕНИЗДАТ горазд на редакторов... Будущий лауреат Госпремии Вячеслав Рыбаков сдал для сборника фантастики рассказ "Пробный шар". В рассказе уйма персонажей, названных по-всякому - Сосеро, Веспасиан, Гульчехра... Что никакого внимания редактора-рецензента не привлекло. Зато был жирно-красно подчеркнут Марат Блейхман, и на полях жирно-красно - вопрос: "Что за странная фамилия?" Да уж, что "Пробный шар" - то пробный шар. Редактор-рецензент - Евгений (дядя Женя) Кутузов.

НЕ ТОЛЬКО ЛЕНИЗДАТ горазд на редакторов... Прозаик Витман-Логинов, будучи идеально трезвым, дал по морде киевскому редактору Евгению Шкляревскому. За что?! А в начале девяностых киевское издательство решило выпустить сборник Витмана-Логинова. Автор отправил рукопись и получил письмо от главного редактора, что текст принят и никаких исправлений не будет. По гримасам судьбы, книга киевского издательства печаталась в питерской типографии. Витман-Логинов поспешил глянуть макет. И обнаружил, что его герои ходят исключительно своими ногами, глядят только

своими глазами и прочее. Оригинальный текст Логинова из рассказа "Ганс-крысолов": "Палач города Гамелъна кнутом убивает быка, но может, ударив с плеча, едва коснуться кожи". Текст, который он увидел в макете: "Палач города Гамелъна может кнутом убить быка, но может как бы даже вроде ударив с плеча, едва коснуться их кожи". ...Когда Борис Стругацкий спросил с обыкновенным неудовольствием, что там опять произошло, ему подробно разъяснили ситуацию. Борис Стругацкий не сдержал довольную улыбку: - Дать по морде редактору - святое дело...

ПРОЗАИК дядя Миша Демиденко вместе с прозаиком дядей Женей Кутузовым опять нахулиганили. На секретариате решают, как их наказать. Ну, там, впредь творческих командировок не давать, общественное порицание вынести... - И литфондовской дачи лишить! На сезон!
– увлекается возмездием первый секретарь Чепуров. - Позвольте!
– встает директор Литфонда "полковник" Мустафаев.
– Даю справку! Литфонд был создан задолго до возникновения Союза писателей, сто пятьдесят лет назад. И создан он был, как сказано в его Уставе, "для помощи нищим и спившимся литераторам". Так что позвольте вам не позволить. Устав - святое. Не лишили хулиганов литфондовских дач. Ни на сезон.

СЛУЧИЛСЯ у Литфонда юбилей. Не то чтобы круглая дата, но 140 лет со дня образования - тоже повод. Собрался полный зал литераторов (не нищих! и не спившихся! во всяком случае, по внешнему виду не скажешь...) - во дворце Белосельских-Белозерских. Был большой сборный концерт. Актеры из БДТ рассказы Зощенко читали, а потом и "Девушку и смерть" (все-таки посильней, чем "Фауст" Гете). Музыканты на аккордеонах наяривали (на скрипках пилили?). Певцы классические романсы исполняли. Было мило. Но самого громкого успеха добился самородок с номером художественного свиста - под минусовку. То есть караоке. Музыка играет, самородок художественно свистит. Причем, предваряя свой номер, он объявил: "Посвящается всем жертвам репрессий!" Гм, да. Художественный свист памяти жертв репрессий...

ПРОЗАИК Алла Драбкина вспоминает, как впервые увидела прозаика Кутузова, еще не зная, что это прозаик Кутузов: - Стою я на Московском вокзале...
– и, поймав специфически заинтересованное лицо дяди Миши Демиденко, заотрицала неконтролируемую ассоциацию: "Нет!!!" - Вижу, идет по платформе седой мужик, держа под мышками два баллона маринованных огурцов. Идет, как предводитель, выступает даже. А следом - гвардейцы-пристебаи количеством с дюжину. Небритые, полупьяненькие. Послушно и преданно следуют за старшим. И Кутузов приостанавливается у лотка с мороженым, оглядывается на свою "гвардию" и спрашивает: "Мороженого хотите?" Те нестройно, однако дружно отвечают: "Не-ет!" Тогда Кутузов царственно сует продавщице десятку (не выронив ни баллона!) и гордо заявляет: "Мороженого не надо!"

ОДНАЖДЫ прозаик Кутузов проявил чудеса дедукции. Он с прозаиком Демиденко, по обыкновению, прокуролесил в кабаке за полночь. А утром Демиденко в громкой панике звонит Кутузову: - Женя! У меня вчера куча денег была! Не те, что мы пропили, а еще, в загашнике. Я специально их берег, чтоб до дому донести. Все время о них помнил - чтобы донести! Вот просыпаюсь, и - нету! Нигде! Обыскался - нету. - У тебя шнур телефонный длинный?
– спрашивает Кутузов. - Да... - Вот иди в коридор. - Зачем? - Иди! - Ну, пошел. Пришел. - Теперь повернись спиной к входной двери. - Ну, повернулся. - Теперь иди в комнату. Прямо, не сворачивая! - Ну? Дальше не могу. Преграда. - Что перед тобой? - Книжный стеллаж. - Подними руку, положи на книги. - Ну? - Вынь ту книгу, на которую ладонь легла. - Ну? - Они - там. - Да ну!.. Ой!!! Женя!!! Откуда ты зна... - Элементарно! Логика! Ты вчера вернулся домой "на автомате" и с мыслью спрятать деньги, чтобы их не потерять. И что ты сделал "на автомате", по логике? Вот это самое. И забыл. Но идеомоторика, старик, идеомоторика!..

ДЯДЯ МИША Демиденко после инсульта обрел имидж безобидного старичка и поселился на лето за городом, на даче. Свежий воздух, яблочки со своих яблонь, то-сё. И подъезжает к его дачному участку джип с тремя жвачно-мрачными амбалами. Выгружаются амбалы и начинают, демонстративно гогоча, трясти яблони. Дядя Миша выходит на крыльцо и увещевает: - Сыночки, зачем же вы деревья портите. Вот же паданцы под яблонями - бери не хочу...
– беспомощный такой. Подходит к нему один из амбалов, ножик большой вынимает, крутит "бабочкой" и гнусавит: - Ты, древность ушастая, еще выступишь - уроем на три метра под землю!
– И - чирк ножиком под глаз дяде Мише, легонько, для острастки. Кровь - изобильно. Дядя Миша огорчился. А у него на поясе колотушка висела, типа пестика от ступки. Так, на всякий случай. Дядя Миша выхватил тот пестик и - хрясь амбалу в лоб. Амбал рухнул замертво. Двое его подельников бегом к джипу, заперлись, окна подняли-застопорили, пытаются сходу запустить двигатель и умотать от греха подальше. -

О-о-о, - вспоминает дядя Миша, - пока они заводились, что я с их машиной пестиком сотвори-ил!.. А они, главное, изнутри мне кричат: "Отец, что ж ты делаешь?! Ты ж за нас кровь проливал!" Аргуме-е-ент... В конце концов ухитрились запустить двигатель, уехали, визжа покрышками. Более не возвращались - ни с подмогой, ни вообще. А нужны были бандюкам не яблочки, конечно. Там передел территории был в известных криминальных кругах, и дядь-Мишин участок они хотели м-м... отчуждить. Вот и предприняли для начала акцию устрашения. Еще вопрос, кто кого устрашил - окончательно и обжалованию не подлежаще. Амбал, которого дядя Миша пестиком угостил, таки сыграл в ящик. Сердечника Демиденко даже не затаскали по коридорам правосудия. Вызвали только разок, спросили. И удовлетворились: не превысил гражданин пределов необходимой самообороны. Правда, сам гражданин со шрамом под глазом очень переживал (но как-то неискренне): - Грех на мне, грех. Я убил человека... - Ты убил бандита, - искренне утешал Измайлов.
– Бандит - не человек. Всё ты правильно сделал, Михал Ваныч, Измайлову ли не знать, что правильно и что не правильно по отношению к мелкому бандиту, обирающему пролетариев умственного труда. А не укради!

ПРИШЕЛ как-то молодой фантаст Столяров к молодому фантасту Витману-Логинову. Они дружили еще. Вернее, они еще дружили. Витман-Логинов гостеприимно напоил гостя и показал свою коллекцию монет. Нумизматикой баловался Витман-Логинов. А Столяров взял из коллекции какой-то редкий рубль (чуть ли не "константиновский", то есть не "константиновский", но весьма раритетный и жутко дорогой, по понятиям знающих нумизматов). И положил Столяров тот рубль в карман. Как бы и не склепто-манил, а, будучи подшофе, забрал на время - дескать, поношу и верну. И ушел восвояси. И добрался до дому - на такси. Потом встречаются они периодически (в Доме писателя, на семинарах, на секции, в кабаке), и Витман-Логинов всем своим стеснительным видом напоминает... А Столяров и не помнит ничего. Но чувствует флюиды. Наконец что-то такое у него в мозгу всплывает. И он по-купечески щедро возглашает: - Я тебе рубль, что ли, должен?! Кажется... Да на, получи трешку! И забудем! Можешь кофе на сдачу взять - себе... и мне! Витман-Логинов обескуражился. Но кофе взял. И себе, и... ему. Еще потом Столярову втолковали, в чем прикол. И он тот "константиновский" (?) рубль хозяину вернул. Хорошо, хоть в такси тем рублем не расплатился...

НА СЕКРЕТАРИАТЕ рассматриваются прошения писателей на творческие командировки. - Демиденко просится в Бирму, - докладывает секретарь по оргработе Воля. - Обойдется!
– говорит Чепуров.
– Он опять нахулиганил, а мы его - в Бирму! Обойдется! Отказать. - Да пусть едет!
– машет рукой Воля.
– Что там в Бирме?! Только инфекция и инфляция! Ему же хуже будет! Ладно. Тогда пусть едет.

ДЯДЯ МИША Демиденко очередной раз вернулся из Китая. - А какая там кухня! О, там такая кухня! - А какая? - Китайская кухня! Подали яйцо. Отколупываю - а на меня оттуда глаз смотрит! И плачет!..

ДЯДЯ МИША Демиденко каких только блюд не пробовал, будучи в Юго-Восточной Азии... м-м... по службе. Но, когда ему неуточненные брамины подали жареную крысу, тут организм взыграл и сказал "нет". Но причину организменного "нет" пришлось лихорадочно придумывать тут же (служба-с...). И дядя Миша сказал неуточненным браминам: - Нет! Не могу? - Почему?
– насторожились неуточненные брамины. - Вера не позволяет... И неуточненные брамины отступились, уважили. Вера святое. Что ж за вера у тебя, дядя Миша?

НОВОСИБИРСКИЙ прозаик Геннадий Прашкевич - большой любитель путешествовать По экзотическим странам в том числе И вот попадает он впервые в Лаос (или в Бирму?), а там уже дядя Миша Демиденко на правах старожила. И спрашивает Прашкевич старожила что бы такое здесь съесть-попробовать, чтоб на всю жизнь запомнить? И дядя Миша безапелляционно заявляет. - Плод дуриана! Ты что, Гена, никогда не пробовал дуриана?! Считай, не был в Юго-Западной Азии! Это - м-мечта! И покупают они зеленый такой плод дуриана и располагаются на лужайке в парке в античных позах, типа полулежа. А вокруг местный народ бродит, искоса поглядывает со священным ужасом на белых сагибов. Вернее, на белого сагиба Прашкевича. Потому что дядя Миша вдруг куда-то тишком-молчком слинял - дескать, ты пока вскрывай дуриана-то, а я за водичкой сбегаю, жажда, жара, то-се. И вскрывает Прашкевич плод дуриана при всем раскосом местном народе... и сам смотрит раскосо (окосев!) и бежит-бежит-бежит. Ибо, по местным законам, категорически запрещено, оказывается, вскрывать плод дуриана в общественных местах. Но не потому бежит-бежит-бежит Прашкевич, что законопослушен, а ненароком закон нарушил. Потому бежит Прашкевич, что закон не самодурский, а исключительно функциональный, охраняющий граждан, блюдущих этот закон. Ибо... Дуриан всем хорош, райское наслаждение, деликатес из деликатесов. Но кушать его можно, лишь болея хроническим насморком. В общем, воняет тот дуриан, как дюжина засранцев, принявших "мотилиум", одновременно. ...А дядя Миша потом объявился - уже в гостинице к Прашкевичу постучался. Агнец божий, а не дядя Миша. "Понравилось?" - спрашивает. Прашкевича, к слову, долго-долго не пускали в ту гостиницу - подите, мол, отсюда и сначала отмойтесь от аромата, сильно благовоняет от вас, белый сагиб. А чего? На всю жизнь, во всяком случае, Прашкевич запомнил...