Рефлекс змеи (Отражение)
Шрифт:
— Хорошо, — сказал я, и мы снова пошли по тому же кругу.
— Как тебя зовут?
— Сьюзен, — сказала она. — А вас?
Я в ответ улыбнулся ей, покачал головой и пошел прочь. Полчаса я покупал пресс-папье. Четвертую девушку я спросил:
— А Аманда сегодня на выходе?
— Аманда? У нас нет никакой... — Она осеклась, и ее взгляд тоже скользнул в сторону.
— Ничего, — сказал я, делая вид, что ничего не заметил. — Спасибо за камень.
Она одарила меня пустой лучезарной улыбкой и пошла дальше, а я немного подождал, пока не смог благопристойным
Она была молоденькой, невысокой, с нежным лицом, странно пустыми глазами, в анораке и расклешенной юбке. У нее были каштановые волосы, как и у меня, но прямые, совсем не вьющиеся, и сходства в наших лицах я не находил. Она могла быть ребенком моей матери, а могла и не быть.
Камушек, который она мне протягивала, был темно-синим с черными искрами, размером с ладонь.
— Хорошенький, — сказал я. — Сколько?
Я получил обычный ответ и дал ей фунт.
— Аманда, — сказал я.
Она подпрыгнула. С сомнением посмотрела на меня.
— Меня зовут не Аманда.
— А как?
— Мэнди.
— Мэнди как?
— Мэнди Норт.
Я медленно-медленно выдохнул, чтобы не встревожить ее, улыбнулся и спросил, как долго она живет в “Зефире”.
— Всю жизнь, — звонко сказала она.
— С друзьями?
Она кивнула.
— Они меня защищают.
— Ты счастлива?
— Да, конечно. Мы вершим Господню работу.
— Сколько тебе лет?
Она снова забеспокоилась.
— Восемнадцать... вчера исполнилось... но я не должна ни с кем разговаривать о себе. Только о камнях.
В ней явно было что-то детское. Не то чтобы у нее было замедленное умственное развитие, но какое-то старое чувство, что-то очень простое. В ней не было жизни, не было веселья, не было пробуждающейся женственности. Не просто обычный просвещенный тинэйджер, а еще и сомнамбула, никогда не видевшая дня.
— У тебя есть еще камни? — спросил я.
Она кивнула и вынула еще один из кармана юбки. Я повосхищался им и согласился его купить, и сказал, вытаскивая еще одну бумажку:
— Как звали твою мать, Мэнди?
— Не знаю, — испуганно ответила она. — Вы не должны меня об этом спрашивать.
На мгновение ее пустые глаза вспыхнули — воспоминание было неистребимым, а затем она глянула на кого-то у меня за плечом, и бесхитростная радость сменилась стыдом. Она покраснела.
Я полуобернулся. Там стоял мужчина — немолодой, неулыбчивый. Суровый мужчина на несколько лет старше меня. Очень чистый, очень опрятно одетый и очень раздраженный.
— Никаких разговоров, Мэнди, — сурово сказал он. — Помни правило. Ты первый день собираешь и сразу же нарушила правило. Сейчас девочки отведут тебя домой. После сегодняшнего ты снова будешь работать по дому. Иди, они тебя ждут вон там. — Он коротко кивнул на группу девушек и проследил, как она, волоча ноги, бредет туда. Бедная Мэнди попала в немилость. Бедная Аманда. Бедная сестричка.
— Чего вам надо? — спросил меня мужчина. — Девушки сказали, что вы покупали камни у всех них. Чего вы добиваетесь?
— Ничего, — сказал я. — Просто красивые камни.
Он
— Этот парень спрашивал у девочек, как их зовут, — сказал он. — Искал Аманду.
— Тут нет Аманды.
— Мэнди. Он говорил с ней.
Они оба посмотрели на меня сузившимися глазами, и я решил, что пора уходить. Они не пытались остановить меня, когда я пошел к стоянке. Они не пытались остановить меня, но не отставали ни на шаг.
Я не слишком напрягался по этому поводу и свернул в короткую боковую улочку, которая вела к стоянке. Оглянувшись, чтобы посмотреть, идут ли они еще за мной, я увидел, что их там не двое, а уже четверо, Другие два были молоды, сверстники тех девушек.
Я подумал, что это слишком уж людное место, чтобы со мной что-то случилось, и по многим причинам решил ничего не предпринимать. Пока крови не предвиделось.
Еще трое слонялись у входа на стоянку. Все семеро окружили меня. Я отпихнул одного, чтобы пройти, и тут же целый лес рук оттолкнул меня прочь. Они оттеснили меня на несколько шагов в сторону и приперли к кирпичной стене. И если кто-то из Великой Британской Публики и видел, что происходило, все шли по другой стороне улицы.
Я стоял и смотрел на семерых “братьев”.
— Чего вы хотите? — сказал я.
Второй из старших спросил:
— Зачем ты расспрашивал о Мэнди?
— Она моя сестра.
Это сбило с толку старших. Они переглянулись. Затем первый решительно покачал головой.
— У нее нет семьи. Ее мать умерла много лет назад. Вы врете. Откуда вы знаете, что она ваша сестра?
— Мы не хотим, чтобы ты ошивался здесь и совал всюду нос, создавая нам сложности, — сказал второй. — Я думаю, он репортер.
Это слово прямо подстегнуло их, и они всем скопом набросились на меня. Они малость многовато били меня о стену и колотили немного сильнее, чем нужно было бы, но я мало что мог сделать — ведь я не был регбистом и не мог отпихнуть всю эту кучу малу. Это была одна из тех идиотских потасовок, в которой ни одна сторона не хочет заходить слишком далеко. Они легко могли бы избить меня до полусмерти, если бы захотели, и я мог бы надавать им куда сильнее, чем надавал. Но было бы очень рискованно расходиться, ведь они просто пытались предупредить меня. Я растолкал их, дал кому-то пару раз по голени, и все.
Я не сказал им единственной вещи, которая могла бы избавить меня от побоев, — если бы они могли доказать, что Мэнди действительно моя сестра, она унаследовала бы состояние.
Гарольд, набычившись, ждал меня у весовой.
— Ты здорово опоздал, — сказал он. — А почему хромаешь?
— Ногу подвернул.
— Скакать можешь?
— Да.
— Ну-ну.
— Виктор Бриггз здесь?
— Нет. Можешь не волноваться. Он хочет победы Шарпенера, потому можешь скакать как обычно. Только не геройствуй. Понял? Ты будешь присматривать за Шарпенером, или я с тебя шкуру спущу. Приведи его назад целым и невредимым.