Рефлексор
Шрифт:
На подступах к конторе его нагнал Толик. Он был запыхавшийся, малость взвинченный, как, впрочем, и всегда по утрам. Сашка даже удивился: и откуда это в людях, ведь ни одного еще на его памяти не выставили из конторы, ни одного не расстреляли и не сослали на Колыму, так откуда этот вечный страх опоздать даже тогда, когда совсем не опаздываешь? Ну и ну, народец пошел! Он как-то отделил себя от этого "народца" и снова глядел сверху и со стороны, но уже иначе, никого не осуждая, никого не порицая, а так, сожалея немного, совсем капельку сочувствуя.
–
– спросил Толик на ходу.
– Что пишешь?
– Заявление, что ж еще, хе-хе.
– Толик начинал приходить в себя.
– Пора, брат, пора!
Сашка ему ничего не ответил. Впереди показалась фигура начальника, шедшего навстречу. Сашка чуть склонил голову, приподнимая свободной рукой на полсантиметра над головой шапку. Начальник приметил его, кивнул в ответ.
– Погоди-ка, - Сашка придержал Толика рукой, - потом...
Он ускорил шаг и почти у самого подъезда нагнал начальника.
– Доброе утро, Николай Семенович!
– Доброе, доброе, - ответил тот и тут же озабоченно спросил: - Сколько на ваших, не опаздываем?
– С опережением идем, Николай Семенович, - сказал Сашка, придерживаясь на полшага позади, с должным для подчиненного почтением.
– И это самое главное, - важно заключил начальник, - сейчас, сами знаете, никаких послаблений. Перестраиваться надо начинать с самого утра - вот что во главе угла!
Сашка закивал головой. Разумеется, он полностью разделял взгляды своего руководителя. Чуть забежав вперед, но без тени услужливости, он распахнул дверь, пропустил Николая Семеновича.
– Конечно, с утра. Утро - оно мудренее, - проговорил он почти про себя, как бы размышляя вслух.
– Николай Семенович, вы знаете, я вчера даже растерялся как-то, не ожидал, честно говоря...
– голос его приобрел оттенок смущенности, вполне искренней. Сашка говорил медленно, словно с трудом подбирая слова.
– А что такое?
– Начальник явно понял, о чем речь, но все же переспросил.
– Спасибо вам, Николай Семенович, за хлопоты.
Они миновали вахтера, шли в раздевалку, на ходу расстегиваясь, отвечая на приветствия, улыбаясь встречным. Толик Синьков плелся позади, прислушиваясь.
Пока поднимались вверх по лестнице, Сашка подробно поведал Николаю Семеновичу, за что он ему благодарен и как близко он принимает к сердцу такую заботу. Слова уже сами подыскивались, не приходилось ломать голову.
Толик плелся сзади, разинув рот от удивления. Довольный руководитель чуть кивал в такт Сашкиным словам, временами вставляя:
– Сейчас у нас на повестке - кадры... но подход дифференцированный... во главе угла...
В свою комнату Сашка шел с чувством облегчения: на сегодня, судя по всему, приветствиями с Николаем Семеновичем они обменялись в достаточной степени и ему не придется выслушивать обычных утренних пожеланий и наставлений. А это уже очень и очень неплохо!
Женщины сектора сидели за своими столами, прихорашивались, все как одна рассматривая себя в одинаковых, на Сашкин взгляд, маленьких кругленьких
Поздоровавшись, Сашка прошел к своему столу, повесил сумку на стул. Какое прекрасное утро! Как упоительно чувствовать себя свежим и бодрым, готовым горы свернуть, ах, как хорошо! Энергия переполняла его, рвалась наружу. Для начала Сашка раздобыл тряпку и старательно, впервые за многие годы, протер стол, спинку стула. Потом той же тряпкой вытер свои ботинки и бросил ее в корзинку. Бросок был мастерский, такому позавидовали бы и прославленные американские баскетболисты-профессионалы. Сашка от удовольствия широко, плотоядно улыбнулся.
Николай Семенович вовсе не собирался лишать себя маленьких радостей, получаемых от утреннего ритуала. Для него это, по всей видимости, было священнодействием, от которого трудно отказаться. Правда, сегодня он пришел в комнату минуты на три позже обычного. Но зато галантен был как никогда - женщины буквально на глазах расцветали от его комплиментов, пусть иногда и явно преувеличенных, все равно! Осчастливив каждую рукопожатием, добросклонной улыбкой и ласковым словом, Николай Семенович добрался до Сашки, крепко сжал его руку, будто позабыв, что виделись уже, а может, не желая выделять его. И уже было начал:
– И вы сегодня прекрасно...
– Но вдруг осекся, улыбнулся еще шире.
– Тут вот какое дело. Ваша заведующая звонила только что. Хочешь не хочешь, а приходится констатировать малоприятный факт - она на бюллетене. Придется сынтегрировать следующее.
– Он строго поглядел на Сашку, словно оценивая его со всех сторон, потом отошел на шаг, кивнул, утверждаясь в выборе.
– Недельки две будете исполнять ее обязанности, вот так.
"А на черта мне лишние хлопоты!
– чуть было не сорвалось у Сашки.
– Нашел исполняющего!" Но вместо этого он лишь пожал плечами, округляя глаза, раскрыл было рот... Но начальник опередил:
– Справитесь, справитесь.
– Взгляд его стал пристальнее, голос глубже и проникновеннее.
– Да-а, Кондрашов, признаюсь, недооценивал вас.
– Не подведу, Николай Семенович, - выдохнул Сашка почти влюбленно. И не временное назначение воодушевило его. Нет, одна лишь забота, проявленное к нему внимание. Сашка даже растрогался.
И это не прошло незамеченным для Николая Семеновича, тот лишний раз убедился, что знает толк в людях, умеет работать с кадрами. А это было большей отрадой для сердца, чем иная благодарность по службе.
– Будут вопросы, заходи.
Николай Семенович ушел. А Сашка все стоял и смотрел на дверь. И как он только мог испытывать неприязнь к такому обаятельному, хорошему человеку?! Недалек, правда, так это не беда, где они, "далекие"-то? Сидят по своим дырам да завидуют всем подряд, на весь свет белый надуты, всем обижены. С людьми ладить надо, тогда и они к тебе с добром.
Машинистка Леночка вырвала его из потока грез.
– Растешь, Саша, прям-таки на глазах, - произнесла она не без иронии, - ба-альшой человек стал!