Реформация. Противостояние католиков и протестантов в Западной Европе XVI-XVII вв.
Шрифт:
Между 1498 и 1514 годами Эразм жил в Париже, Оксфорде и Италии, два года преподавал в Кембридже и, наконец, осел в Базеле, где и прожил с перерывами вплоть до своей смерти в 1536 году. Хотя Эразм по безобидному тщеславию и тешил себя мыслью о том, что только ему удалось привнести образование в северные университеты, поток знания разливался гораздо шире, чем он предполагал.
В отличие от других гуманистов Эразм писал книги, которые проникали в дома и становились достоянием широкого читателя Северной Европы. Книжные магазины продавали их в удивительных для тех дней объемах. Один парижский печатник, услышав о том, что, возможно, вскоре Сорбонна осудит «Диалоги» как еретические, поспешил напечатать их 24 000 экземпляров.
Эразм считался не только виртуозом
Как сатирик, Эразм излучал смех, часто мягкий и иногда горький, охватывая практически все различные профессии и классы общества. Объектом его осмеяния становились короли, купцы, солдаты, торговцы, ученые. Но более и язвительнее всего Эразм высмеивал заблуждения церкви.
Он высмеивал церковь не только потому, что считал себя морально оскорбленным или из-за того, что сами священнослужители оказывались легкой добычей для сатирика. Эразм верил, что насмешка станет поворотным моментом, дав толчок ожидаемым реформам.
Именно в Нидерландах на стыке немецкой мистики и реформаторских настроений возникло «Братство общей жизни», в котором появилась знаменитая книга Фомы Кемпийского «О подражании Христу». Эразм одно время обучался под их опекой. По крайней мере, ясно, что он писал не потому, что знал, что критика духовных лиц увеличит продажи его книг, и не из простого стремления к удовольствию. Эразм не разделял накала реформаторских страстей, хотя коррупция церковников и оскорбляла его чувства ученого.
Презирая невежество, суеверие и мракобесие, Эразм пытался излечить от них своих современников. Благодаря своему перу он смог изобразить эти пороки в самом неприглядном виде и донести свое презрение до множества других умов. Такие его книги, как «Похвала глупости» (1511) или «Диалоги» (1518), вдохновили несметное множество читателей.
Образованные люди давно уже говорили о безнравственности духовенства, монахов и папы, коррупции и незаконных доходов церкви, общественных предрассудках и идолопоклонстве. Эразм облек все эти мысли в блестящую форму, превратив в притчу во языцех и заставив смеяться всю образованную Европу. Короли и епископы, ученые и купцы, все, кто претендовал на то, чтобы называться образованными людьми, сначала восхищенно приветствовали его, а затем даже одобряли.
К 1517 году Эразм стал частью установленного порядка вещей. Во Франции и Англии, Испании и Германии и даже в Италии новая Эразмова критика церкви шла рука об руку с новым знанием, особенно среди духовенства. Никто не принижал европейскую репутацию пап и духовенства, монахов и монашествующих братьев более Эразма.
Более всего он ненавидел богословов, считая их «струпом на теле человечества». Эразм осуждал их как педантов, оперирующих логикой, манипуляторов бессмысленными идеями, создателями силлогизмов, борцами за термины. «Человек найдет выход из лабиринта быстрее, чем все эти реалисты, номиналисты, томисты, альбертисты, оккамисты и скоттисты», – писал он.
Понятно, что публичное осмеяние богословов ослабляло бастионы традиционной доктрины, нуждавшейся в объяснении. Хорошо известно, что проблемы логики, этики и метафизики могут смутить умы, но презирать их вовсе не было обязательным.
Неуважение ученых диктовалось и презрением к их «трудно понимаемому» (то есть не отличавшемуся цицероновской ясностью») стилю или грамматическим ошибкам. Оно оказалось более глубоким, сильным, страстным, чем неуважение романтического поэта или неоготического архитектора его классическими предшественниками.
Скорее всего, его можно сопоставить со «сражением между древними и современными» в конце XVII века, где литературные разногласия основывались на глубоких расхождениях в философии. Древние считали современных безрассудными и, возможно, еретическими, современные находили древних недалекими и фанатичными. «Я слышал, как верблюд молился в Лувене, – говорит один из персонажей Эразма, – так что в этом нет ничего нового».
Во-первых, теологи защищали убеждения методами, которые казались устарелыми. Их теология переплеталась с философскими принципами, которым многие философы отказывались верить.
В течение двух столетий школа номиналистской философии [8] завоевывала университеты Северной Европы. Номиналисты скептически относились к возможностям человеческого разума достичь истинных заключений в метафизической области. Они стали известны как «современная школа» и к 1500 году стали доминировать в ведущих университетах Германии и Франции.
Фактически номиналисты были ортодоксами, ибо не отвергали учения церкви, но лишь показывали ее неспособность доказать ведущие положения христианства. Поэтому они проявляли скептицизм и в отношении «Сумм» великого Фомы Аквинского [9] , пытавшегося согласовать христианское учение и естественную философию Аристотеля. Отразив в этих «Суммах» различные точки зрения многих авторов, он стремился подтвердить их неверие в силу разума.
8
В раннем Средневековье номинализм (тогда, собственно, и появились термины «номинализм» и «номиналисты») выделяется как реакция на рационалистический мистицизм неоплатоников. Номиналистическая интерпретация некоторых теологических догматов (Беренгаром Турским, Росцелином) вызвала недовольство церкви – номинализм был осужден Суасонским собором (1092). Однако это не остановило развития номиналистических идей, продолжавшегося в позднем Средневековье в области философской антропологии (Генрих Гентский), психологии (А. де Серешаль), логики (Петр Испанский, У. Оккам, Ж. Буридан). Тогда же номинализм начал конституироваться как философия опытной науки, отделившейся от схоластики (Николай из Отрекура, Николай Орем).
9
Два обширных трактата Фомы Аквинского (1225–1274), охватывающие широкий спектр тем – «Сумма теологии» и «Сумма против язычников» («Сумма философии»), дискуссии по теологическим и философским проблемам («Дискуссионные вопросы» и «Вопросы на различные темы»), подробные комментарии на несколько книг Библии, на 12 трактатов Аристотеля, на «Сентенции» Петра Ломбардского, на трактаты Боэция, Псевдо-Дионисия и на анонимную «Книгу о причинах». (Примеч. пер.)
По мнению номиналистов, все эти тщательно подобранные доказательства на самом деле подрывали основы теологии, превращая ее в груду мусора. Номиналисты вовсе не считали, что доктрины церкви неверны, ибо полагали, что познаются не разумом, а откровением, а также авторитетом Библии или церкви (на самом же деле благодаря авторитету как Библии, так и церкви).
Отношение номиналистов к богословам видно на примере трактовки догмата о пресуществлении. Следуя своему философскому учению, святой Фома Аквинский проводил различие между «сущностью» (или универсальным концептом хлеба) и «проявлением» (или свойствами конкретного куска хлеба).
Толкуя таинство евхаристии, Аквинский предполагал, что сущность хлеба меняется в сущность тела Христа, в то время как ее проявление сохраняется, равно как и цвет, вкус и форма хлеба. Номиналисты не могли поверить и привести реальные доказательства существования универсалии или «сущности» хлеба.
Поскольку только личность «реальна», номиналисты не признавали изменение субстанции при сохранении сущности. Они верили в то, что учение о пресуществлении верно, ибо так считает церковь. Если же мы бы руководствовались только разумом, то решили бы, что оно неверно. Но доводы разума неприменимы к таинству.