Реи?с
Шрифт:
– Sounds fair enough87, – сказала Джейн, и они вернулись к машине.
Грымов отказался садиться на переднее сиденье. Сказал, что у него там все время кружится голова. Но добавил, что, если будут проблемы, он выйдет из машины и все разрулит.
Проблем не возникало до самого Тореза. Завидев женщину за рулем, машину ни разу не остановили, но, уже переехав железнодорожные пути со сломанным и валяющимся в стороне шлагбаумом, они увидели, что дорогу перегородил казачий разъезд. Казаки были верхом на лошадях, в папахах и с шашками
Делать было нечего, пришлось остановиться. Не сходя с лошади, бородатый казак в огромной черной папахе, налезавшей ему на глаза, и с двумя «Георгиевскими» крестами, болтавшимися у него на груди на черно-оранжевых ленточках, нагнулся и постучал рукояткой нагайки в водительское стекло. Джейн сбила его с толку своей белозубой улыбкой и иностранным паспортом, в котором все было на «басурманском» языке и даже фотография в паспорте – и та с улыбкой. Казак смутился, отъехал в сторону, словно собираясь дать знак своим пропустить машину, но вдруг передумал и подъехал теперь уже к задней двери со стороны водителя.
Грымов на заднем сиденье сделал вид, что вообще не замечает казаков. Он сидел, не шевелясь, положив руку на кобуру и опустив голову, словно дремлет.
Казак постучал в его окно. Грымов стекло не опустил, но медленно вытащил пистолет.
– Мишка, что ты делаешь? – не понимая, что происходит, спросил Алехин. – Открой окно, покажи свою ксиву и поедем дальше.
Казак постучал уже сильнее. Другой казак подъехал к алехинской двери и стал снимать автомат, висевший у него за спиной дулом вниз. Лошади двух других, словно почуяв неладное, стали переминаться с ноги на ногу, гарцуя перед машиной. Их всадники тоже потянулись за автоматами.
Казак у грымовской двери вытащил из кобуры ТТ и настойчиво постучал стволом по стеклу.
– What the fuck is going on? – негромко спросила Джейн, не поворачиваясь и не выключая мотора. – Why don’t you roll down the fucking window for fuck’s sake?88
Грымов по интонации уловил смысл, даже не врубившись, что девушка говорила по-английски.
– Это бандиты, – тихо сказал он. – Это не казаки. Я своих знаю.
Не расслышав, что бормочет этот странный русский, Джейн нажала на кнопку заднего пассажирского окна у себя на двери, и стекло пошло вниз. В окне появилось лицо казака – и тут же перекосилось, когда… он опознал в пассажире есаула Грома.
Казак ничего не успел – ни сказать, ни сделать. Мишка выстрелил ему в лицо.
Шапка отлетела в сторону, как подбитая ворона. Голова казака раскололась, как спелый арбуз. Прямо из развороченной выстрелом физиономии забил фонтан крови. Верховой дернулся, свалился на бок и повис на стременах.
«Миша тоже стреляет пулями hollow point? – успел удивиться Алехин, когда секундой позже выпустил, одну за другой, три пули из своего пээма во всадника за окном с его стороны. – Интересно, откуда у него?»
Даже мысли, особенно если они посторонние,
Джейн что есть силы вдавила педаль газа в пол. «Патриот» сорвался с места. Один казак успел отпрыгнуть на коне. Лошадь другого, что стояла чуть дальше, от удара тяжелого джипа перелетела через капот, вдавив в него всадника, а потом вместе с ним съехала набок и рухнула на обочину, пока «Патриот» быстро набирал скорость.
Последний всадник успел снять автомат и дал длинную очередь по уходящей машине. Стекло багажника разлетелось вдребезги. Один срикошетивший стеклянный осколок воткнулся Алехину в лоб, и вновь прямо над бровью. Он выдернул его. Кровь залила глаза.
На неровной с глубокими воронками и колдобинами дороге машину подбрасывало, как на ралли Париж – Дакар. Джейн понимала, что ехать быстрее – смертельно опасно. И старалась не прибавлять скорость, а лучше следить за дорогой, чтобы не вылететь в кювет.
Уцелевший казак остался далеко позади. Он палил по «Патриоту» до тех пор, пока тот не скрылся за поворотом. Опустошив рожок, казак спешился, положил автомат на дорогу и достал телефон. Две раненые лошади лежали рядом, придавив всадников, и в смертельной агонии били по воздуху ногами. Третья рванула с места и галопом понесла мертвого казака с развороченной головой через капустное поле к водокачке. Свесившийся набок труп раскрытыми кистями стучал по неспелым сине-зеленым кочанам, которые вылетали из-под копыт его обезумевшего коня, как срубленные головы.
Придавленные ранеными лошадьми верховые не подавали признаков жизни. Автоматная стрельба и протяжное лошадиное ржание распугало ворон, десятки которых снялись с огромного тополя на обочине и с резким тревожным карканьем полетели прочь.
Алехин вытер лицо и повернулся к Мишке. Тот был мертв: одна пуля вошла ему в лоб, другая – под левую ключицу, когда он развернулся, чтобы открыть ответный огонь.
Возле Успенки шлагбаум блокпоста был закрыт. Джейн сходу, не снижая скорости, снесла его. Через минуту Алехин, оглянувшись, увидел пару разворачивающихся у блокпоста зеленых «уазиков», пускающихся в погоню.
Джейн не произнесла ни слова. Она вела машину, как робот. Джипы быстро нагоняли их. На одном из них тент был снят, и стоявший в кузове солдат устанавливал на крыше кабины пулемет. Алехин вспомнил о ПКМе в багажнике. Подскакивая и ударяясь об потолок головой на каждом ухабе, он быстро опустил спинки задних сидений, отодвинул труп Грымова подальше к двери и уже как следует вытер лицо тряпкой, которая попалась ему в багажнике и пахла бензином. Кровь из пореза на лбу больше не текла.
«То ли бензин так подействовал, то ли вся вытекла», – успел подумать Алехин, раскрывая сошки ПКМа и взводя затвор.