Река Богов
Шрифт:
Тут же – трое совсем молодых «раджей», производящих пользовательское обеспечение компьютерных систем, двое нервных разработчиков игр и «темная лошадка» – «Повелитель сундарбанов», киберджунглевый антрепренер «горячей зоны» «Дарвинвер». Он стоит в полном и гордом одиночестве, высокомерно спокойный, весь словно отполированный, как приготовившийся к прыжку тигр. Так может выглядеть только человек, окруженный собственным легионом пандавов-телохранителей из сарисинов.
Ко всему уже перечисленному следует добавить также множество фигур с избытком одежды и лиц с избытком косметики, не знакомых Тал, но они всей своей внешностью демонстрируют глянцево-журнальное происхождение. Здесь же около сорока тележурналистов, уже
11
очень, очень шикарна (фр.)
Нита, руководитель торгового отдела Девгана, накануне показала Тал список. Большая часть сотрудников находит совершенную безликость Ниты угнетающей, но Талу она нравится. Вполне естественная банальность оттеняет свойственные ей неожиданные парадоксальные сочетания в дзенском стиле. Девушка хотела знать, что ньют наденет на вечеринку, какой косметикой воспользуется, куда отправится на предклубный аперитив и на традиционную попойку после вечеринки. Нужно попытаться попасть туда, где окажется больше всего знаменитостей. Прислонившись к колонне, ньют отмечает тридцать крупных имен из списка Ниты.
Двое ракшасов охраняют вход в святилище и в бесплатный бар. Ритм – Адани, ремикс «Библейских Братьев». Сверху опускаются раскачивающиеся ятаганы. Актеры настоящие, из плоти и крови, но нижние дополнительные конечности – искусственные. Тал в восторге от грима, покрывающего тела актеров целиком. Он безупречен.
Демоны сканируют его приглашение. Мечи поднимаются – вход свободен. Тал вступает в страну чудес. Сюда заявились все ньюты города. Тал отмечает, что его доходящее до колен пальто из ворсистого оптоволокна все еще «последний крик», но с каких пор в моду в качестве аксессуара вошли лыжные очки, которые носят на лбу? Талу не нравится в чем-то отставать. Головы поворачиваются в сторону ньюта, когда он идет к стойке бара, а затем наклоняются друг к другу. Тал чувствует, как волна сплетен поднимается за его спиной. Кто этот ньют?.. Этот ньют совершенно никому не знаком… Где он прятался до сих пор?
Меня не волнует ваша болтовня, говорит себе Тал. Я здесь для того, чтобы взглянуть на звезд… Ньют усаживается в конце изогнутой светящейся барной стойки из пластика и оглядывает оттуда присутствующих знаменитостей. Четырехрукий бармен с акробатической ловкостью смешивает коктейли. Тал в восторге от расторопности здешних роботов.
– Что это за коктейль? – спрашивает ньют, указав на флюоресцентный конус золотистого льда, покачивающийся на одной из своих вершин на стойке бара.
– «He-Русский», – отвечает бармен, а нижняя рука поднимает еще один бокал.
Тал делает осторожный глоток. В основе напитка, несомненно, водка плюс что-то с привкусом ванильного сиропа, немного фруктового сока, хорошая струя немецкого шнапса с корицей… Между льдинками на дно опускаются хлопья золотой фольги.
Тут в ходе вечеринки происходит резкий поворот. Все мгновенно поворачиваются в одну сторону, образовав коридор напряженных и заинтересованных взглядов, – и в одежде из шкуры белого медведя, с золотистыми лыжными очками на лбу появляется звезда – ЮЛИ.
Тал лишается дара речи. Ньют парализован присутствием знаменитости. Все ухищрения масс-медиа кажутся ничтожными. Даже до появления Юли ньют боготворил супер-звезду как результат сложного творчества, в чем-то сходного с подбором актерского состава для «Города и деревни». И вот Юли перед ним во плоти, в своих ошеломляющих одеждах… и Тал переживает настоящее потрясение. Ньют должен находиться рядом с Юли. Ньют должен чувствовать дыхание Юли, слышать смех Юли, ощущать тепло Юли. С этого мгновения в храме есть только два реальных существа. Гости, ньюты, персонал, музыканты – все становится неопределенным и расплывчатым в царстве Ардханарисвары.
Теперь Тал стоит за спиной Юли, достаточно близко, что бы протянуть руку, коснуться, ощутить материальность божественного. Внезапно Юли оборачивается. Тал улыбается широкой глуповатой улыбкой. О боже, я выгляжу как слюнявый дебил!.. Что мне сказать? Ардханарисвара, бог двойственного, помоги. Боже! От меня, наверное, воняет. У меня ведь была всего одна бутылка воды, чтобы вымыться…
Взгляд Юли скользит по ньюту, смотрит сквозь ньюта, уничтожает ньюта и переходит на кого-то за спиной ньюта. Юли улыбается, раскрывает объятия.
– Какая приятная неожиданность!..
Юли проносится мимо. Теплое касание мехов, золотистый загар и скулы, как бритвы. За Юли следует свита. Кто-то толкает Тала, выбивает бокал из руки ньюта. Он падает на пол, какое-то мгновение бешено вращается. Тал стоит в растерянности, окаменев, подобно многочисленным статуям храма.
– Вы, кажется, потеряли свой коктейль.
Голос, пробившийся сквозь стену оглушающей болтовни, не принадлежит ни мужчине, ни женщине.
– Ну-ну, не расстраивайтесь. Это всего лишь сборище наглых сучек, сестричка, а мы для них просто часть декора.
Череп у подошедшего ньюта не такой удлиненный, как у Тала, кожа смуглая, глаза имеют монголоидный разрез: явно не обошлось без непальских или ассамских генов. В ньюте есть что-то от присущей обоим народам застенчивой гордости. Ньют безразличен к моде, одет в белое, обритый череп посыпан золотистой слюдой – единственная уступка современному стилю. Как со всеми ньютами, Талу трудно определить возраст подошедшего.
– Транх.
– Тал.
Они раскланиваются и обмениваются приветственным поцелуем. Пальцы у ньюта длинные и элегантные, с французским маникюром. У Тала они короткие, приплюснутые от бесконечной работы с клавиатурой, с обкусанными ногтями.
– Мерзко, чертовски мерзко, не так ли? – говорит Транх. – Пей, дорогуша. Вот!.. – Ньют стучит костяшками пальцев по стойке. – Хватит этой «He-Русской» мочи. Дайте мне джина. На двоих.
После театрального, слишком навороченного коктейля бокал чистого джина с лимоном кажется таким приятным, таким охлаждающим, таким бодрящим… Тал чувствует, как холодное пламя поднимается вверх и ударяет в голову.
– Потрясающий напиток! – восклицает Тал.
– Все переворачивает. Хинин! Вот!.. – Ньют поворачивается к аватаре за стойкой. – Господин актер! Еще два таких же.
– О, мне больше не надо, у меня работа завтра с самого утра. Я не представляю, как буду возвращаться домой, – говорит Тал, но ньют сует ему в руку ледяной, покрытый капельками влаги бокал.
В музыке пробивается завораживающий ритм, а по развалинам храма бежит порыв ветра, увлекая за собой тени и язычки пламени. Все поднимают глаза, задаваясь вопросом, не первое ли это дуновение муссона.
Ветер приносит толику безумия в жуткую скуку вечера, и у Тала начинает кружиться голова. Ньют чувствует странную легкость, стремление болтать без умолку и непонятное желание оказаться в каком-нибудь другом городе, на другой работе, в гуще жизни – рядом с маленьким, смуглым и таким безумно красивым ньютом.