Река любви
Шрифт:
— Да, и я с особенным удовольствием поплавал. Мне кажется, что я теряю вес.
— Я не удивлюсь этому, — недовольно сказал Дженкинс, — и это значит, что всю одежду вашей светлости придется поменять, когда мы вернемся в Лондон.
— Ну об этом еще рано беспокоиться, — заметил герцог.
Он надел один из своих тонких хлопчатобумажных халатов, подобный тому, в котором провел прошлую ночь, и более удобный в жару, чем шелковый халат.
Когда камердинер ушел, герцог подошел к иллюминатору взглянуть
Он особенно остро почувствовал, что глядит на них один и что Ириза сейчас в соседней с ним каюте, Мысль о ее красоте и обаянии обдала его теплой волной, вызывая в нем столь знакомые ему чувства.
«Она прелестна! — говорил он себе. — Прелестнее, чем любая женщина, которую я когда-либо встречал!»
Он не задумывался и не гадал, хорошо или плохо испытывать эти чувства. Он лишь знал, что хочет быть с Иризой, а он никогда не отказывал себе в своих желаниях.
Закрыв иллюминатор, герцог пересек каюту и через секунду стоял возле ее двери.
Он поколебался, не зная, постучать или нет, но затем подумал, что, если она уже уснула, было бы нехорошо будить ее.
Он повернул ручку и увидел ее сидящей в постели с одной из тетрадей рукописи отца.
Герцог впервые видел ее с распущенными волосами и понял, что подсознательно хотел разглядеть ее волосы.
Они спадали на плечи чуть заметной волной, придавая ей вид классических изображений нимфы или наяды.
На ней была очень простая ночная рубашка из белого муслина, застегнутая возле шеи, с небольшими оборками над запястьями.
Но свет рядом с ее кроватью обрисовывал очертания ее груди, и он ощутил, что она очень человечна и очень женственна.
Он спохватился, а вдруг она удивится его визиту и, возможно, будет даже шокирована, но, увидев герцога, Ириза улыбнулась и воскликнула:
— Я так рада, что вы пришли попрощаться со мной. Я должна сказать вам нечто удивительное.
Герцог не ожидал такого приема, но прошел к кровати и сел лицом к Иризе.
— Я подумала, что вам интересно будет узнать, что я вспомнила, как звали вас, когда вы были… воином, а я была… невестой… фараона.
— Я готов верить всему, что вы скажете мне, — отвечал герцог.
Он смотрел на нее и думал о том, что никто на свете не может быть настолько соблазнительной и манящей. Чувствуя трепет волнения в своем теле, он с трудом мог сосредоточиться на том, что она говорила.
— Вас звали Алексий, — сказала она. — Вам не кажется это знаменательным?
— Нет, не кажется.
— Это греческое имя.
— Да, конечно, — согласился он, — и теперь я вспоминаю, что Ириза — тоже греческое имя. Вы хотите сказать, что мы могли тогда прибыть в Египет из Греции?
— Это вполне возможно.
— Значит, мы должны отправиться туда, — сказал герцог, — и, быть может, мы узнаем, что произошло до того, как вы прибыли сюда.
— Это было бы слишком… прекрасно, чтобы даже… мечтать об этом, но…
Она колебалась.
— Но? — подтолкнул ее герцог.
— ..вы, наверное, хотите отправиться со своими друзьями по другому маршруту. Они были очень добры ко мне сегодня, и я впервые поняла, что в этой жизни мы с вами живем в совершенно различных мирах.
— Наверное, это так, — медленно произнес герцог.
Он подумал о своей жизни в Англии, своем замке, своих лошадях, о приемах в Мальборо-Хаус, о множестве пригласительных карточек, прибывавших к нему ежедневно, где бы он ни был. Его мысли вновь вернулись к Иризе, Она выглядела как бутон лотоса, но она была одинока, и он знал, что в настоящий момент ее будущее подобно пустой, бесплодной пустыне, простиравшейся бесконечно за далекий горизонт.
Ириза не отрываясь смотрела ему в лицо, и он знал, что она читает его мысли.
— Я… не хочу, — тихо сказала она, — быть… обузой для вас, и мне, видимо, придется… вернуться в Англию, не препятствуя вашим планам.
Она сказала это очень просто, и он знал, что она заботится не о себе, а о нем.
Наступило минутное молчание, и он сказал:
— Я прошу вас стать моей женой, Ириза.
Она глядела на него, как будто не расслышала его слов.
Ее глаза озарились светом, таким ослепительным, как солнце на воде того священного озера.
Герцог не способен был сказать что-либо еще, он видел лишь сияние глаз Иризы, и она почти неслышно спросила:
— Это… то, что вы… хотите?
— Я сейчас только понял, Ириза, — ответил он, — что хочу этого так, как никогда ничего не хотел в своей жизни.
Пожалуй, это единственно верное окончание нашей истории.
— Не… окончание, — прошептала Ириза, — а… начало.
Медленно, будто продвигаясь во времени из прошлого в будущее, герцог взял ее руки и поднес каждую из них к своим губам.
Земное ощущение нежности ее кожи позволило ему стряхнуть с себя будто сковывающие его чары, которые не давали ему говорить и двигаться. Он обнял Иризу, нашел своими губами ее губы и поцеловал.
Он почувствовал, что этот поцелуй был совсем не такой, какие он дарил в прошлом и получал в ответ. В нем не было той пламенной страсти, которую он обычно связывал с вожделением.
Это было нечто совершенно иное, прекрасное, восторженное и духовное.
Он жаждал Иризу не только своим телом, но и разумом, и душой.
И в то же время он благоговел перед нею как перед святыней, чего никогда не испытывал к другим женщинам.
Ее губы были очень нежными, податливыми и невинными, и, зная, что он первый мужчина, поцеловавший ее, он был осторожен и нежен с нею.