Река моя Ангара
Шрифт:
«Удобно, — подумал я, — как по беспроволочному телеграфу, все слышно, и бегать друг к другу не надо».
Марфа вышла.
— Это вы мне предложили? — постучалась она в соседнюю дверь.
— Заходи, заходи.
Скрипнула дверь, и до моего слуха долетели охи да ахи. Представьте себе, нашей соседкой оказалась та самая худощавая женщина, с которой мы ехали на пароходе и у которой Марфа спрашивала о ценах на говядину, лук и огурцы.
Как старые знакомые, давно не видавшие друг друга, они принялись
Они хорошо были видны отсюда — белые гривы и черные камни. При каждом порыве ветра шум усиливался, надвигался, повисал в воздухе, и меня вдруг охватило странное чувство: на мгновение мне показалось, что все это во сне: ряды больших палаток, дымки над каменными плитами, развешанное на веревках белье и в двухстах метрах Ангара в яростной пене и реве знаменитых порогов! Неужто это я стою здесь, в самом центре неоглядной Сибири…
У порогов я побывал в этот же день, и произошло это ровно через час после того, как Марфа, звеня ведрами, вышла из палатки и эти ведра подхватил Борис. И, наверное, я не решился бы сам сбегать на берег, если б не Коська…
15
О том, что Коськой зовут толстенького и нескладного мальчонку с пухлым, простоватым лицом, я узнал ровно через три минуты после того, как брат выхватил у Марфы ведра. Мальчонка сидел на табуретке возле каменной плиты и не шевелился: видимо, думал о чем-то.
— Где тут у вас воду берут? — спросил Борис у женщин.
— Коська, покажи, — приказала белокурая рыхлая женщина мальчонке.
— Там, — мальчонка неопределенно махнул рукой, — у пятнадцатой.
Мы с Борисом переглянулись.
— Это палатка с таким номером, — пояснила рыхлая женщина, не переставая тереть белье в мыльной пене в тазу. — Проводи их, сынку.
Коська неловко завозился на табуретке, вздохнул, подобрал щепку и стал чертить на земле чертеж. Я смотрел на его широкий затылок, круглую стриженую голову, тугие, выпирающие, даже сзади видные щеки и удивлялся: до чего же странный мальчонка! Зад лень оторвать от табуретки…
То, что случилось дальше, очень смутило меня.
Мокрый ком белья звучно шмякнул Коську по голове, и по шее у него потекла мыльная вода. Коська буркнул что-то под нос, спокойно отлепил белье и бросил в таз.
— Увалень!
Вторая женщина, стиравшая белье, молодая, чернявая, с синими каплями пластмассовых серег в ушах, захохотала:
— Ох, Катя, Катя, прибьешь малого!
— Туда ему и дорога. И жалость пропала. Глаза бы не глядели. У-у-у!..
Коська между тем отошел на безопасную дистанцию от женщин.
— Ну, пошли, — сердито сказал он, стирая
Деревянная будка оказалась вблизи палатки с огромной цифрой пятнадцать на брезентовой стенке (на каждой палатке, как выяснилось, был порядковый номер). Мне захотелось самому налить воду, я всей тяжестью тела налегал на рычаг, и в подставленные братом ведра мчалась по трубе веселая шипучая вода.
Коська же стоял в сторонке и молча наблюдал за нами.
Потом, расплескивая на деревянные мостки воду, Борис понес ведра к палатке. Я бежал сбоку. Сзади брел Коська с вялым, скучным лицом.
Марфа уже успела переодеться. Она разыскала где-то половую тряпку и понесла в палатку одно ведро. Борис принялся беседовать со старожилами об их палаточном житье-бытье, а Коська присел на тот же табурет и застыл в прежней позе. «О чем бы с ним заговорить?» Но придумать я ничего не мог. Белые, как у поросенка, ресницы Коськи иногда моргали. Он не то дремал, не то углубленно думал о чем-то.
— Ох и жарища! — оказал он наконец. По его лицу, как от тяжелой работы, бежал пот. — Скупаться, что ли?
— И я с тобой, — тут же сказал я.
— Иди, мне-то что.
Прежде чем попасть к Ангаре, нужно было пересечь заболоченное поле и пройти возле бараков Ангарской геологической экспедиции с уютно белевшими занавесками на оконцах, с цветущими подсолнухами в палисадниках. У стенки лаборатории я увидел груду длинных деревянных ящичков с наклейками, рядом с ними были разбросаны серые каменные столбики.
Я покатал один ногой.
— Это что, Кось?
— Керны.
— А что такое керны?
— Они из диабаза.
— А диабаз?
— Порода такая. Камень.
Прошло немало времени, прежде чем я узнал, что керны — это столбики породы, которые буровые машины взяли со дна Ангары как раз из того места, где через несколько лет подымется плотина гидроузла.
Мы стояли на громадной плите, оглушенные тяжелым гулом воды.
Тот берег темнел, отвесный и скалистый, как стена. Заметив, что я гляжу на него, Коська сказал:
— А знаешь, там похоронен один капитан. Хотел на корабле пройти пороги и погиб. Могила его там.
— Видал ее?
— Откуда!.. Туда не заберешься. От ребят слыхал… — И вдруг Коська перешел на шепот: — А еще знаешь что?
— Что? — Я придвинулся к нему.
— Год назад один плотник — он был выпивши — решил покататься на лодке, ну, его незаметно и снесло на пороги. Целый час греб против течения. А когда выбился из сил, лодку швырнуло об камни…
У меня даже рот приоткрылся.
— Ну и что?
— Вдребезги!
Коська знал с десяток страшных историй и рассказывал он их полушепотом, закрывая глаза и выпячивая губы.