Река на север
Шрифт:
Части черепа были скреплены воском. Там, где когда-то был нос, неровно торчали истонченные кости. Каждый раз Савванароле приходилось доказывать полиции, что это не доказательство преднамеренного убийства, а предмет культа, — приобретен как пособие в новооткрытом Университете Клериканских Языков, а значит, подпадает под Закон о вероисповедании. На всякий случай Савванарола даже заручился соответствующей справкой и ксерокопировал ее при каждом удобном случае.
— Мы поедем к моей тетке. Он работал у нее на даче. — Погладил череп. — Кладезь мудрости! — И поцеловал лобную кость.
Последний
Изюминка-Ю тайком оглянулась. Пылились кувшины среднего Дземона, подставка-скамеечка для шеи и бамбуковая ваза. Кот снова стал котом — обвивая хвостом ноги: "Мур!", пихался головой в руки.
— А дверь?.. — спросила она, не обернувшись, у хозяина квартиры.
— Б-б-б... — Савванарола замотал головой так, что с губ полетела слюна. — У меня даже ключей нет... Не собственной силой, а Его...
— О боже... — раздраженно произнесла она и, наклонившись к Иванову, добавила: — Меня сегодня тошнит от глупостей...
Они покинули квартиру вслед за распевающим гимны Савванаролой. Дверь так и осталась открытой.
В автобусе Савванарола произнес одну-единственную здравомыслящую фразу: "У меня нет денег..." и вместе с черепом отрешенно уставился в окно, за которым мелькали деревья пригорода, а потом начался лес. Но зато принялся перечислять: "Лес... почему он влажный и теплый и производит впечатление существа, задремавшего на солнечном песке, а небо над ним не такое, как над городом, — голубое и весело... три фонаря подряд — это признак трех швов на ране, колеса не переедут рельсов, а расправятся и превратятся в перпендикуляры, и будут правы, птицы умеют летать, потому что у них легкие перья..."
Дорога на Куриневку запетляла между сосен и дач. После этого он сообщил: "Пеленать облака даже не следует..." и, спустя несколько секунд: "У меня спустила левая подвеска..." и с этого момента до самой калитки двигался боком. Они позвонили, и он крикнул, в момент преобразившись в вождя: "Клава — это я!", и подпрыгнул, как и художник из галереи, на одной ноге. Череп чуть не вылете на песчаную дорожку. Из летней кухни вышла седая женщина.
— Я знала, что вы сегодня приедете...
Савванарола выпятил грудь и забыл их представить.
Улыбаясь, она провела их в домик, где на диване сидела еще одна женщина. Оказывается, сын наследил и здесь: в углу притаился знакомый ящик с красками.
— Они не клерикане, — вдруг заверил их Савванарола. — При них можно говорить все!
И та, что сидела на диване, вдруг испуганно замолчала.
— Говорите же! — потребовал Савванарола.
— Да, да, вспомнила... вчера по радио и еще раньше говорили о национальной розне. При коммунизме мы этого не слышали, никого не порицали. Отступники? Что вы скажете? Но ведь для нас это пустой звук. Так ведь? Как вы думаете?
— Мама! — укорила ее дочь и просяще заулыбалась: "Не обращайте внимания..."
Им предложили ветхие стулья. Они сидели посреди чистенькой комнаты, за окном качались ветки сосен. Пахло хвоей и рекой.
— Нигде нельзя без политики, — вежливо согласился Иванов.
Скользнула по ним глазами — у нее была своя истина, и она спешила ее выложить.
— Все давно привыкли. Может быть, мы и в самом деле обречены? Что вы скажете? — спросила она, словно он знал, что ответить.
— Клавдия Ивановна, — вмешался Савванарола, — я с вами не согласен только в вопросах методологии борьбы, по сути вопроса вы правы, но мы с вами поспорим.
— Я не думаю, что это так серьезно, — сказал Иванов, он счел своим долгом защитить женщин.
— И я тоже об этом, — обрадовалась она.
— В партийных вопросах я не потерплю шатания, — невпопад признался Савванарола. — Человек всегда должен оглядываться — а прав ли он? Не ересь ли несет людям? А вы... Для этого есть учителя.
— Которые никогда не ошибаются?.. — не без иронии спросил Иванов. Он не мог не доставить себе удовольствия.
— Нас теперь называют пятой колонной, — по слогам произнесла женщина с дивана. — Я всегда говорила, что миром это не кончится.
Они избегали смотреть на духовного вождя — сегодня он опять оказался на высоте. Савванарола гордо крутил головой — слишком суетливо. Наконец-то кто-то прислушался к его изречениям. "Я еще не так известен, — обычно скромно напоминал он, — но у меня есть последователи..."
Мать вдруг смягчилась на протесты дочери и виновато улыбнулась:
— Молодые люди такие странные. Все-то их влечет куда-то. Вот Димочка, детка, рисовал больную старуху, скажите, зачем это ему надо? Мы все его так любим...
Они замолчали. Изюминка-Ю теребила джинсы, дочь виновато улыбалась, словно извиняясь за больную мать, Савванарола проверял сагиттальный шов на черепе, а Иванов изучал хвою на качающихся ветках. Налетал северный ветер. Может быть, он нес свободу?
Изюминка-Ю поднялась и вышла. Савванарола с искаженным лицом побежал следом. Иванов, для приличия выждав мгновение, вышел за ним. Женщины с изумлением уставились ему в спину.
Миновав узкий коридор, Иванов выскочил на веранду. Савванарола, вытянув руки перед собой, как слепой, на цыпочках нагонял Изюминку-Ю. Иванов молча, ловя его, в такт приседаниям, перехватил протянутую руку и, переломив кисть, с поворотом через плечо, так, чтобы Савванарола не ударил правой, прижал его к двери. В полной тишине он заставил его упасть на колени и только после этого посмотрел в сад. Изюминка-Ю, ничего не подозревая, уже шла по тропинке. Ее рыжие волосы мелькнули за кустами жимолости.
— Ага, — почему-то шепотом торжествующе произнес Савванарола, — это господин, который все-все понимает...
— Все! — сказал Иванов. — Я тебя уволил! Пойдешь в запас.
— Так бы сразу и сказал, — произнес Савванарола и странно пошевелился — оказалось, чтобы не дать упасть любимому черепу, он прижал его животом к двери.
— Еще одно слово, и я сломаю тебе руку, — сказал Иванов. — Зачем она тебе?
— Она подарена мне... — почти торжественно признался Савванарола.
Как фаталист он придавал большое значение словам и знакам, которые сам же выдумывал. "Сколько бы ты ни бросал камень в воду, ты всегда попадешь в центр круга, — иногда говорил он. — Это ли не парадокс". Ему было больно, он закусил губу.