Река Вечности
Шрифт:
– Откуда ты? – спросил старший.
– Из дозора я. Как рассвело, и село иудеев потерялось, царь велел Никанору окрестности обшарить. Меня с товарищем послали к заброшенному городу, который царь вчера смотреть ездил. Глянуть, чего да как. Для спокойствия.
– Ну и как? Где товарищ-то твой?
– Через речку плывёт, – огрызнулся Аристомен, – с Хароном байки травит. При жизни любил это дело, так, поди, и в Аиде не заткнётся.
– Что случилось? – нахмурился фракиец.
– Случилось вот... Этот город заброшенный... Не заброшен он вовсе. И даже больше за ночь стал. И стены целые, никакие не развалины. А под стенами – войско и палисад осадный.
– Ты чего несёшь? – протянул агрианин, снимавший доспехи, – в уме повредился?
– Не вру я! – заорал Аристомен, – войско там. Сюда идёт! Те, с которыми вы бодались – передовой отряд.
Начальник подошёл к Аристомену, поманил ладонью, дабы тот нагнулся.
– Ну-ка, дыхни.
Разведчик выругался. В его говоре эллин без труда опознал бы грубоватую дорийскую речь. Фракийцы большими языковыми познаниями не отличались. Меж собой они болтали на своём варварском наречии, а с македонянами общались на жуткой смеси македонского и того диалекта эллинского, что в ходу у фессалийцев.
– Дыхни, говорю!
Аристомен дыхнул.
– Да не пьяный я! Не вру! Правда, там войско! Большое! Сюда идёт! За нами колесничие гнались, моего товарища стрелой сняли. Время дорого! Мне к царю надо!
– А ведь не врёт, – сказал ещё один агрианин, – смотрите!
Аристомен повернулся. Из левого бедра его лошади торчало древко стрелы. Она вошла неглубоко, в ране виднелся бронзовый наконечник.
– Дай-ка, выну. Сошёл бы ты, парень, на землю. Умучишь кобылку...
– Мне к царю надо, – набычившись, повторил разведчик, – спешить надо.
– Не знай, не знай, как ты теперь царя найдёшь... – покачал головой начальник, – видал, что тут творится? Царь в битве сейчас.
– Где ещё наши?
– Вон там фалангу давят, – указал начальник, – нас "друзья" поддержали. Вперёд ушли с частью щитоносцев. Там, позади обозные и две-три сотни наших. Царь видать, на правом крыле.
– Фалангу давят?! А вы здесь прохлаждаетесь? – возмутился Аристомен.
– Ты за языком-то следи! Прохлаждаетесь... Мы своё уж отмахали! – с вызовом бросил фракиец с мешком, – эти псячьи дети наших положили без счёта, так мы за кровушку пролитую себе сверх платы возьмём!
Он встряхнул увесистый мешок.
– Дурни! – возмутился Аристомен, махнул рукой себе за спину, – там силы свежие стоят, пока вы тут трупы обираете! И ещё по вашу душу вороватую идут!
– Ты говори, да не заговаривайся! – прикрикнул фракиец с ромфайей.
Аристомен застонал и выразился семиэтажно, помянув чью-то мать, прелести блудливых лесных девок и охочий до них сатиров приап. Закончил невнятно про Тартар и тамошних сидельцев.
– Ладно, отпусти его, – распорядился начальник, – а ты, парень, лошадку-то поберёг бы. Гнать будешь, царя точно не догонишь.
Аристомен его уже не слушал.
– Хей! Пошла, родимая!
Фракийцы смотрели ему вслед.
– А вы ноги уносите! – донёсся до них крик удаляющегося разведчика.
– Проведать решил? – презрительно усмехнулся Аттал, поглядев снизу вверх на Лисимаха, – неужто царь так за меня переживает?
Сын князя Лангара сидел на земле. Рядом лежало обугленное бревно, но Аттал побрезговал пачкать об него свой дорогой нарядный плащ.
Подле стояли четыре невозмутимых щитоносца, а чуть в стороне толпились десятка два агриан, поглядывавших на своего бывшего предводителя, но не решающихся ослушаться царского приказа и освободить его.
Конь Лисимаха затанцевал возле вытянутых ног агрианина, но тот даже не подумал отодвинуться. Так и сидел, опёршись на руки, жуя травину. Запрокинув голову, рассматривал проплывающие редкие облака и щурился от солнечных лучей.
– Хорошо здесь. Не то, что вчерашние пустыни. Лес, полянка. Птички поют. Железки звенят... Прямо как у нас. А, Лисимах?
Гетайр скривился.
– Железки тебе слух ласкают? Волчья душа...
– Не, – возразил Аттал, – не волчья. Волчья – у гетов. Они вот совсем дикие. Мы, агриане – нет.
– Ишь ты, – усмехнулся Лисимах, – думаешь, раз царь к твоему отцу благоволит, то ты и варваром перестал быть?
– А ты? – парировал Аттал, – перестал быть варваром? Я по-эллински почище тебя говорю, македонянин. Ты может софистов слушал? А в театре хоть раз бывал? Так кто из нас варвар?
– Ну, хватит, – отрезал царский телохранитель, – Александр велел освободить тебя и вернуть оружие.
Он бросил к ногам князя агриан маленький круглый щит-лазейон, прямой меч, шлем с высокой тульёй и личиной, изображающей Ареса. А может фракийского бога войны Кандаона, поди, разбери, что на уме у чеканщика было.
– Да ты что! – в притворном изумлении прикрыл рот Аттал, – простил меня царь?
– Не знаю! – рявкнул Лисимах, – хватит тебе тут прохлаждаться! Бери своих головорезов, строй обозных и вперёд! Фаланга тебе путь откроет. Убираться надо с этого поля. Эти египтяне покруче персов оказались. Как спарты [58] дерутся и такие же неуязвимые, даймоны чернозадые!
– А, напинали вам, македоняне? – усмехнулся Аттал, – сбили спесь?
– Выполняй приказ! – раздражённый Лисимах стегнул коня, – щитоносцы, за мной!
58
Спарт (греч.) – "посеянный". Спарты – неистовые в бою воины (не путать со спартанцами), выросшие из зубов дракона, посеянных героем Кадмом, легендарным основателем Семивратных Фив. Согласно Павсанию, из рода спартов числил себя знаменитый фиванский полководец Эпаминонд.
Четверо гипаспистов бросились бегом за царским телохранителем.
– И на кого ж вы нас покинули! – всплеснул руками Аттал, поднимаясь с земли.
Он сбросил с лица маску зубоскала, разом посерьёзнел. Окинул взглядом воинов. Подобрал оружие.
– Ну что? Придумает судить меня сынок змеюки, найдётся, что ответить. Уж войску-то точно найдётся. А сдохнуть здесь всяко не лучше. Стройся!
Протяжно заревел навьюченный осёл, перекрывая шум битвы, гремящей всего в пятистах шагах к северу.