Рэкет по-московски
Шрифт:
Размышления были прерваны звонком в дверь. Николай Евгеньевич поплелся открывать.
В прихожую вошел молодой парень лет двадцати, рослый, чуть не на голову выше Филатова. На плече сумка.
— Просили передать, — вместо приветствия сказал он, доставая из нее большой пакет.
Мгновенье поколебавшись, Николай Евгеньевич взял — ему было профессионально любопытно, что придумали дружки обладателя оперного баритона, как хотят изменить планы?
— Пойдемте, — бросил Филатов незваному гостю и прошел в кабинет. Уселся за стол, вскрыл пакет. Краем глаза заметил, что парень присел на кончик стула. Это Николаю Евгеньевичу понравилось — не развалился, как у себя дома. Попробовать поговорить с ним, узнать, от кого он, с кем знаком? Глядишь, потянется ниточка к загадочному баритону. Нет, не стоит: ничего этот лоб не скажет, иначе его не посылали бы сюда.
Принесенные выкладки и расчеты поразили Николая Евгеньевича дьявольской экономической изощренностью и доскональной осведомленностью о положении дел его треста, свободным владением тонкостями строительной технологии, безошибочным определением узких мест. Тот, кто подготовил цифры, знал дело блестяще. Филатову стало даже страшно: если все сделать так, как хочет обладатель бархатного баритона, то неведомые люди — теперь он был убежден, за баритоном стоит целая группа людей, — получат возможность украсть у государства миллионы.
— Вы когда-нибудь слышали о том, что план может сам стать тягчайшим преступлением? — сдернув очки, Филатов упер взгляд в парня. — Знаете, что вы принесли?
— Я? — парень совершенно искренне удивился. — Не знаю. Просили вас ознакомиться, все ли так, и вернуть.
— Ознакомился, — вымученно улыбнулся Николай Евгеньевич. — Возьмите. Что еще просили передать?
Филатов не сумел сдержаться, и последний вопрос прозвучал с издевательской интонацией. Гость это почувствовал.
— Передали, что упрямиться не стоит. У вас, кроме дочери, есть сын…
— Хватит! — хлопнул ладонью по столу Николай Евгеньевич, но, быстро овладев собой, буркнул: — Извините… — и повел гостя к выходу.
Зажег свет в прихожей — быстро стемнело, даром что летнее время, — начал возиться с многочисленными запорами на двери: Нина Николаевна панически боялась воров.
— До свидания, — сухо сказал Николай Евгеньевич, распахивая дверь на лестничную площадку. Парень прошел мимо него, обдав запахом табака и дешевого одеколона.
Тихо притворив дверь, Филатов обессиленно прислонился к ней спиной.
XXI
Ирина словно закаменела. Нина Николаевна потихоньку положила ладонь на сцепленные пальцы дочери. Не меняя позы, Ирина сбросила ее руку. Тогда Нина Николаевна подтянула к себе сумку, щелкнула замочком, достала валидол. Сунув под язык таблетку, она спросила.
— Долго нам так сидеть?
Вопрос остался без ответа. Нина Николаевна откинулась на спинку сиденья, полуприкрыла глаза. Парень забеспокоился, сунул в салон голову, вглядываясь в ее лицо.
— Думаешь, помирает? — хохотнул мужчина на переднем сиденье. — Такую стерву отбойным молотком в лоб не убьешь.
Нина Николаевна собиралась достойно ответить, но тут в воротах гаража мелькнула тень, послышался тихий разговор.
— Все, бабоньки, до скорого, — выбираясь из машины, пообещал мужчина. — Ключики у гаража положим.
Он быстро вышел, за ним последовал парень, стоявший у дверцы их «жигулей». Вскоре где-то неподалеку заурчал мотор отъезжавшего автомобиля.
Нина Николаевна достала зеркальце, поправила волосы, вытерла подтеки туши на щеках. Приведя себя в порядок, приказала дочери:
— Дома ни слова! Иди подбери ключи…
XXII
Выйдя из подъезда, Фомин, как и наказывал Виктор Степанович, направился в сторону центра. Буквально через сотню метров его обогнал знакомый синий «жигуленок» и притормозил у кромки тротуара. Юрка сел.
— Ты домой? — выруливая в левый ряд, спросил Виктор Степанович. — Могу до центра подбросить, а дальше извини… Как мужичок, что сказал?
— Дерганый, — пожал плечами Фомин. — Читал бумаги, считал на калькуляторе, потом снял очки и говорит, что план может быть преступлением.
— Молодец! — засмеялся Виктор Степанович. — Что еще?
— Орал «хватит», когда я ему про дочь и сына сказал.
— Не любит, подлец, — процедил Виктор. — Пакет вернул?
— Ага, — Юрка приподнял сумку на коленях.
— Давай пакет, а сумку оставь себе, пригодится, — держа руль одной рукой, Виктор Степанович взял пакет, сунул его под себя, плотно припечатав бумаги задом, вынул из кармана пиджака конверт, бросил Юрке. — Твой гонорар. Я тебя здесь сброшу. Ну, давай, позвоню…
Юрка пожал его твердую, как деревяшка, ладонь и вышел.
Мимо прокатил троллейбус с ярко освещенным салоном. Фомин успел разглядеть номер маршрута: троллейбус шел почти до Жоркиного дома. Поехать? Зайти побалакать о том о сем, заодно порасспросить.
Когда Жорка открыл дверь, Юрка сразу заметил, что тот сильно навеселе. Пройдя в комнату, Фомин с усмешкой глядел, как хозяин безуспешно пытается прикрыть разбросанные по столу листки писем газетой.
— Не суетись, — Юрка плюхнулся в старое кресло. — Я все знаю.
Жорка, не оборачиваясь, глухо спросил:
— Что знаешь?
— Про письма. Как ты несуществующие долги просишь вернуть. Зачем надрался?
Жорка медленно провел ладонями по лицу, словно стирая с него налипшую паутину, прошаркал к стулу, тяжело сел. Достал стоявшую около ножки стола початую бутылку коньяка, налил в грязный стакан, жадно выпил.
— А так жалостливей, выходит, — хрипло пояснил он. — Слезливей, что ли? Нужные слова как будто сами выскакивают.