Шрифт:
Глава 1. Оригинал и копии
Тяжёлые свинцовые тучи нависли над городом. Угрюмые, мрачные и беспросветные. Они могли кого угодно вогнать в тоску. Но траурные ряды серых бетонных коробок справились бы с этим куда быстрее. Словно выбившись из сил, ветер лишь изредка отваживался хлестнуть по стёклам несколькими ледяными каплями. Он не кидался уличным мусором, не срывал со стен афиши, не терзал знамёна и не крал у детей воздушных шариков. В городе уже давно не было ни того, ни другого, ни третьего. Лишь уходящие вдаль бесконечные ряды безликих строений. В какой-то
Стоявший у окна человек вздрогнул, затем неторопливо опустил жалюзи и уселся в гладкое пластиковое кресло. Убранство комнаты было под стать городскому пейзажу — голые унылые стены, тёмный, начищенный до зеркального блеска пол, диван черной литой пластмассы и несколько таких же кресел. Больше в помещении ничего не было.
Человек был немолод. И хотя короткая стрижка сверкала серебром седины, но стариком его назвать было нельзя. Щегольские, изготовленные на заказ много лет назад туфли сияли полировкой, а отглаженный серый костюм превосходно скрывал недостатки тощей угловатой фигуры.
Веки устало опустились, а нервно подрагивающие пальцы в который раз поддёрнули белоснежные манжеты сорочки. Человека снедало беспокойство. Ему не досаждал дефицит красок жизни. Какая-либо нужда в этом давно отсутствовала в душах обитателей странного города. Не требовались ему и развлечения. Даже наслаждение пищей было за гранью его потребностей. Но ему было плохо. И с каждой секундой становилось всё хуже. Медленно, но верно страх одиночества вползал в душу. “Чёрт! Если так продлится ещё несколько минут, я сойду с ума!” В своих мыслях человек лукавил. На Земле никто не болел и не сходил с ума. Общество всеобщего копирования давно позабыло эти проблемы.
Внезапно дверь распахнулась, и в комнату ворвался точно такой же господин.
— Первый! Нужно срочно выделить ресурсы на нейтрализацию Вероники. Немедленно!
Человек бросил на вошедшего удивлённый взгляд, после чего отвернулся, огорчённо выдохнул и вновь медленно закрыл глаза. Но всё же удостоил ответом:
— Двадцать четвёртый, ты же моя образцовая копия…
— Так точно!
— Почему же в эмоциональном плане такие всплески? Почему тебя заботит какой-то внеклассовый гуманоид?
— Первый! Боюсь, мы сильно просчитались, позволив ей изготовить собственные копии.
— Сильно? — Первый нехотя открыл глаза, — В чём это выражается? В том, что её клоны начали убивать? Чепуха! В наше время само понятие жизни совершенно обесценилось. А про такие пустяки как убийство и смерть вообще говорить не стоит.
— Великий магистр так не думает.
— Что?! Как ты можешь знать, что думает Великий магистр?
— Виноват! Но Его Святейшество крайне недоволен фактом гибели двух собственных копий.
— Неужели? — Первый удивлённо изогнул седую бровь, — Великий магистр может позволить себе бесконечное число копий. Так что, с него не убудет. Однако, соблюдая идиотский этикет, мы принесём извинения. Это всё?
— Нет, не всё. При попытке схватить одного из клонов Вероники, он совершил самоубийство.
— Что? — с Первого мигом слетели остатки спокойствия, — Как? Почему? Разве процедура копирования не накладывает запрет на суицид?
— Сейчас идёт разбор ситуации. Наши везут различное оборудование. Возможно, даже сможем задействовать психодиагностер. Вряд ли из трупа удастся накопать что-то серьёзное, но остаточное эхо ментальных импульсов наверняка отследим.
— Ясно. Работайте. И помните, что всё это нужно сохранить в строжайшей тайне!
— Простите, Первый. Это уже невозможно. Информация просочилась из нашего круга и стала достоянием ушей Его Святейшества.
— Да… Печально, — Первый закусил губу, прикидывая возможные последствия.
— Так точно. И я сильно опасаюсь, что Великий магистр заинтересуется причиной, по которой внеклассовый гуманоид получил возможность самокопирования.
— Хм… Это можно будет объяснить научными целями. Ну, а поведение её клонов — это чистой воды последствия психического расстройства оригинала. Зверства, что с ней сотворили ещё при той жизни, сломали детскую психику. Жаль, что её отец не понял бесперспективности дочери как образца.
— Наверное, не стоило идти у него на поводу?
— Не стоило? — Первый странно посмотрел на собственного клона, но потом спохватился: — Ах, да! Я забыл, что ты отсутствовал при их извлечении. Видишь ли, отец Вероники, Антон Владимирович Рогов, в своё время стоял у истоков создания криокамер. И его ценность, как редчайшего специалиста, превышает всё, чем мы обладали ранее. У нас есть доступ к десяткам тысяч замороженных. А все они — мои потенциальные доноры для клонов. Ты даже не представляешь, какой ранг будет тогда занят нами!
— Вы правы, Первый. Рогов невероятно полезен для дальнейшей работы в криоцентрах.
— Кстати, как у него успехи?
— Не могу знать. Он сейчас в криоцентре, с ним Пятый и Восьмой.
— Ясно, — Первый неторопливо отвернулся и закрыл глаза.
Но отключиться ему не удалось. Любознательный Двадцать четвёртый, преисполнившись почтения, осторожно поинтересовался:
— Прошу прощения, Первый. Вас что-то беспокоит?
Первый тяжело вздохнул, в тайне желая послать неугомонного клона куда подальше. Но всё же снизошёл до ответа:
— Память.
— Простите?
— Вспомнилось самоубийство академика Астахова.
— Но он же был извлечен…
— Два года назад. До этого почти полвека в криокамере. В реальности же всего неделю…
— А почему его сразу не подвергли процедуре копирования?
Первый зло глянул на Двадцать четвёртого. В голове тут же пронеслось: “Подумать только… Даже при полной замене личности чёртова любознательность всё же пролезла”. Вслух же пояснил:
— Во-первых: на момент заморозки ему было девяносто три года. Нужно было провести дополнительные тесты на пригодность организма для трансформации. А во-вторых… Эх, знал бы ты, как он был рад перспективам нового общества! Его глаза просто сияли восторгом от открывшихся горизонтов личностного копирования. Когда он попросил несколько дней на завершение своих работ, я даже подумать не мог, что что-то пойдет не так.