Реконструктор
Шрифт:
Вот и сегодня ратнинант приказал готовить машины к полету, даже несмотря на то, что день выдался довольно хмурым и вполне можно было ожидать дождя.
– Слав, ты закончил?!
Ладислав обернулся и приветственно махнул рукой направляющемуся в его сторону парню в летной форме.
– Привет, Хорн. Уже все, сейчас инструменты соберу – и к командиру.
– И когда же нам механиков пришлют? – спросил подошедший. – Вроде их курс был не меньше нашего. А то все сами да сами.
– А мне нравится, – пожал плечами юноша. – Зато прекрасно знаю все болячки моей «птички» и чего от нее ожидать в бою.
– Ну, каждому свое. – Хорн обперся рукою о нижнее крыло. – Лично я лучше бы это время в казарме провел или в клубе. Кстати, а что этим «мягкобрюхим» от тебя нужно было?
– Да позубоскалили и поперлись дальше, –
– Сеть поправь, а то ратнинант заметит, сразу наряд получишь.
Ладислав оглянулся и, подойдя к носу самолета, одернул завернутую маскировочную сеть.
– Кого первым на дежурство поставили?
– Рика с Андре, – ответил Хорн, рассеянно смотря в сторону ангаров дирижаблей, размещавшихся по другую сторону широкого взлетного поля. – Что там происходит?
Ворота одного из ангаров распахнулись, и было видно, как рядом с ним засуетились люди, а через пару минут из его темного нутра показался желтый нос аэростата.
– Похоже, «Норна» выводят, – сказал Ладислав, поднимая воротник летной куртки и бросая унылый взгляд в резко посеревшее небо, неожиданно разразившееся мелким моросящим дождиком. – Чего это они в такую погоду?
– Да кто ж их знает? – буркнул Хорн. – Приказ, наверное. Бежим скорее в казарму, потом узнаем.
Они бегом направились к серому двухэтажному зданию, но пронзительный звук сирены заставил их замереть на месте. В небо взмыли одна за другой три красные ракеты.
Седьмого числа второго месяца теплура в девять часов местного времени геранские войска перешли границу Латии. Как ни странно, но латийцы оказались абсолютно не подготовленными к этому удару. Их армия, считавшаяся одной из мощнейших в Западной Ендоре, практически не оказала сопротивления противнику, позволив тому продвинуться почти на полсотни терров в глубь своей территории. Лишь к вечеру латийская армия смогла прийти в себя, и стремительное наступление геранцев было остановлено. На следующий день Руссария, выполняя свои обязанности союзника, объявила Герании войну.
Глава 7
Ручка на себя – и вот уже перед носом маячит хвост вражеского самолета. Ладислав победно усмехнулся, подумав, что за два месяца боев геранцы так ничему и не научились. Все их маневры сводились к небольшим горкам и виляниям из стороны в сторону. Никаких тебе бочек, петель, боевых разворотов и прочих фигур пилотажа, которым его обучали в академии, – легкая добыча. Даже ястанцы воевали лучше, особенно под конец войны. Создавалось впечатление, что в бой бросили едва подготовленных летчиков, которые боялись своих машин куда больше, чем противника. Ладислав поймал вражеский биплан в перекрестье проволочного прицела и почти с сожалением нажал на гашетку. Машина легонько затряслась, а от вражеского биплана полетели лохмотья обшивки и куски дерева. Прицельная очередь из двух пулеметов буквально срезала часть оперения, послав геранский самолет в неуправляемое падение. Накренив свою машину на правое крыло, он проводил сбитого противника взглядом и «взял ручку на себя». «Эст» послушно задрал нос и, утробно рыча двигателем, полез вверх, а Ладислав принялся крутить головой в поисках Хорна, обнаружив его самолет в паре сотен локотов. Его напарник шел параллельным курсом почти крыло к крылу с последним бипланом из геранской четверки, почему-то не спеша его атаковать.
– Ну и что ты опять там задумал? – пробормотал Ладислав, направляя «эст» к «дружной парочке». Подлетев ближе и пристроившись справа от машины Хорна, он с удивлением увидел, что тот активно жестикулирует, показывая свободной рукой геранцу, чтобы тот разворачивался в обратную сторону. Летчик противника постоянно бросал взгляды в сторону руссарского самолета, но упорно продолжал следовать прежним курсом к стремительно приближающейся линии фронта. Вскоре Хорну это надоело, и он, погрозив геранцу кулаком, резко увел свою машину вверх.
Ладислав не вмешивался. Судя по всему, Хорн не хотел сбивать геранца, а собирался заставить его вернуться вместе с ними на аэродром. Вот только вражеский пилот упорно не хотел этому подчиняться. Это было и понятно: под крыльями уже мелькали ряды окопов, подсказывая, что до линии фронта всего несколько минут полета. Там им волей-неволей пришлось бы решать: оставить противника в покое или упокоить его навечно.
«Эст» Хорна рухнул откуда-то сверху и, промчавшись над бипланом противника, открыл огонь из пулеметов, заставив геранского летчика в панике закрутить головой. Пролетев вперед, Хорн заложил вираж и понесся навстречу, горкой уйдя вверх, когда уже стало казаться, что столкновение самолетов неизбежно.
Ладислав, продолжавший идти параллельным курсом с геранцем и внимательно наблюдавший не только за окружающим небом, но и за маневрами напарника, только зло выругался, мысленно пообещав задать тому по возвращении хорошую моральную трепку. Однако выходка Хорна все же подействовала. Когда он вновь пристроил свой самолет рядом с вражеским бипланом и, многозначительно похлопав рукой по кожуху пулемета, решительным жестом указал себе за спину, геранец послушно повернул вслед за ними.
С самого начала вступления Руссарии в войну на стороне Латии ее армию преследовали неудачи. Буквально на следующий день после официального разрыва мирного договора геранские армии перешли границу Руссарии, нанеся массированный удар в районе городов Навл и Горно. Стоявшая в Навле вторая танковая дивизия и приданный ей сто сорок третий кавалерийский корпус оказались в окружении, но, несмотря на это, отважно сражались почти неделю. Однако их отчаянное сопротивление не остановило продвижение двенадцатой армии Фильте, а лишь оттянуло часть ее сил. В Горно все обстояло намного хуже, так как город и границу в этом месте защищала тридцать седьмая армия генерала Утосова, состоящая на сто процентов из недавно призванных резервистов. Недоукомплектованная, плохо вооруженная, она была разгромлена и обращена в бегство буквально в течение суток.
Тут надо отметить, что это наступление явилось полной неожиданностью для руссарских генералов, считавших, что Герания, ведущая активные боевые действия на территории Латии, будет лишь обороняться. Планировались небольшие позиционные бои на границе, которые бы оттянули часть геранских войск с латийского фронта, позволив союзникам перегруппироваться. В Верховном штабе будущая кампания даже получила презрительное название «война ради галочки». По представлениям штабных стратегов, империя выполняла свои союзнические обязательства, не втягиваясь в полноценные боестолкновения, обходясь малой кровью. Результатом подобной ошибки стала полная неподготовленность руссарских войск: они были слишком растянуты вдоль границы, а переброска подкрепления с востока шла медленно. К тому же основные боеспособные части решили оставить на границе с Ястанией, где до сих пор было неспокойно.
Руссарский народ был недоволен решением императора вступить в эту войну. Страна еще не оправилась от последствий первой войны с Геранией и ястанской агрессии. Многие из жителей западных территорий жили на грани бедности, а часть городов лежала в руинах. Люди послушно терпели лишения, надеясь, что со временем все наладится, но новая война ставила жирный крест на их планах. Возможно, успехи на фронте успокоили бы всех недовольных, но за две недели боев империя потеряла десяток приграничных городов, а стремительное продвижение геранцев остановило лишь то, что их передовые части ушли далеко вперед, оторвавшись от обозов. Эта остановка позволила руссарской армии прийти в себя и спешно организовать оборону, закрепившись на правом берегу реки Олк. В войне возникла некоторая пауза. У руссарской армии не было сил контратаковать, а геранцы почему-то выжидали. Мало того, вновь активизировались ястанцы, постоянно создавая провокации вдоль своей границы, что не позволяло снять с нее дополнительные силы для переброски на западное направление, – Руссария оказалась между молотом и наковальней. На срочном заседании Верховного штаба империи было принято решение о тотальной мобилизации, против которой неожиданно и довольно резко выступил канцлер Карнот. Глава ГУВБИ высказал предложение о срочном прекращении боевых действий на Западном фронте и принятии мира на условиях Геранской империи. Карнот ссылался на внутреннюю нестабильность в стране и неспособность армии к полноценной военной кампании и, к удивлению председательствующего на заседании императора, получил поддержку некоторых генералов и большинства министров. Тем не менее Лайнов подписал указ о переходе страны на военное положение.