Реквием для зверя
Шрифт:
— Умница. А теперь пора приступить к самому главному. Видела, как это делаю я?
— Да… — читает с моих губ каждое слово и шепчет в ответ слегка осипшим голосом.
— Ты должна втянуть всё одних разом, — парой натренированных движений поправляю лезвием уже давно приготовленную дорожку и протягиваю девчонке долларовую трубочку.
Она наклоняется, пока я продолжаю придерживать её за талию и втягивает в себя совершенно всё, что оставалось на зеркале. Тонкое тело пробивает спазмом, и девчонка возвращается обратно, хватаясь за меня, как утопленница.
Для непривыкших первая секунда после вдоха всегда самая
Через три пуговицы наконец-то показался край чёрного бюстгальтера, а ещё через две в моём полном распоряжении оказалась вся её грудь.
— Думаю, нам стоит избавиться от этого, — снимаю заколку с русых волос и взлохмачиваю их, наблюдая за тем, как начинает меняться выражение женского лица.
Первые волны уже начали растекаться по её телу, и Молли снова и снова пытается уловить эти короткие вспышки удовольствия. Распробовать их от начала и до конца. Её начинает водить из стороны в сторону. И стоит открыть затуманенные глаза, как она смотрит на меня уже без какого-либо стеснения.
Голодный взгляд впивается мне в лицо. Губы не сдерживают судорожных вдохов, не такая уж и невинная Молли практически покачивается от каждого движения своей маленькой груди. Прохладные пальцы тянутся к моему лицу, опускаются на скулы, и она таранит меня откровенным поцелуем. Вторгается в рот своим языком и пропихивает его практически до глотки. Я не могу сказать, что мне не нравится. Вполне себе обычный поцелуй. Отшлифованный и доведённый до идеала. Какой-то совершенно безупречный и совершенно пустой, потому что дальше этой механики нет абсолютно ничего.
Нет ничего глубже. Никаких чувств и никаких эмоций. Я словно застрял посреди выжженной пустыни. Совершенно пустой и нелюдимой. И куда бы я не пошел, везде меня будет ждать одно и то же.
Я целую её на автомате. Отвечаю движением на движение. Помогаю закинуть на меня ногу, что бы она без каких-либо трудностей могла выбивать бёдрами нужный ритм, то и дело скользя по моему возбуждённому члену.
Ну, вот и всё. Такая ерунда, и она уже готова лечь под меня, как последняя сука. Переспать, даже не думая о последствиях. Не думая о том, что только из-за своей девственности и попала в этот большой кукольный домик для извращенцев на любой вкус и цвет.
И всё это оказалось настолько легко и просто, что даже и неинтересно. Какая-то совершенно скучная игра, из которой я вышел победителем уже через несколько несложных ходов. От её податливости становится настолько паршиво, что хочется ударить себя по лицу. Привести в чувство. Сломать палец или как следует закричать!
— Кхим… Кхим… — пытается привлечь моё внимание охранник, пока Молли даже и не думает останавливаться, всё откровеннее вжимая меня в спинку дивана.
— Я занят, — хриплю, отрываясь от настойчивых женских губ.
Хочу ли я с ней переспать?
Нет.
Но мне настолько скучно, что я готов убить время даже в этом бессмысленном трахе.
— К вам посетитель, — настаивает охранник.
— На хер всех! — злобно скалюсь и сжимаю горничную за талию, пока та
— Давно не виделись, Джеймс, — звучит откуда-то из-за спины сидящей на мне девчонки, и я чувствую, как от этого мягкого голоса меня практически ошпаривает бурлящим кипятком.
Я знаю этот волнующий тембр. Потому что слышу его по ночам и могу узнать даже на краю земли! Распознать среди целого миллиона других голосов. Потому что влюблён в него, как последний наркоман! Как проклятый, что ждёт его подобно благословению!
Но нет…
Этого просто не может быть! Это не на самом деле! Это сон! Какая-то совершенно другая, ненормальная реальность! Потому что единственная, кому он принадлежит, моя Даяна!
Русые волосы падают на лицо, не позволяя увидеть ту, которая только что назвала меня по имени. И мне, как настоящему дикарю, хочется скинуть с себя сидящую на коленях горничную! Избавиться от единственной преграды, которая не позволяла увидеть стоящую напротив от меня девушку!
Я смахиваю её с себя, роняя на диван, впиваюсь взглядом в стоящую в дверях Даяну, и всё моё тело буквально каменеет. Какой-то непонятный страх и оцепенение проглатывают меня, не позволяя пошевелиться. И я каменею так стремительно и так быстро, словно всего мгновение назад заглянул в глаза проклятой Медузы.
Увидел самую прекрасную и самую ужасную женщину на свете и уже не знаю, как жить дальше…
Сердце бьется как бешеное, когда уголки её губ выгибаются в сдержанной улыбке, и я понимаю — ещё немного и уже не выдержу! Упаду к её ногам, корчась от боли, как беспризорная псина, и буду молить о милости, пока она не сжалится и не избавит меня от мучений, пробив каблуком сонную артерию!
— Вон отсюда! — приказываю и даже не понимаю, в какой именно момент мы остаёмся наедине в этой огромной гостиной.
В своём светлом платье Даяна точь-в-точь как мраморная статуя. По-настоящему изумительный, идеальный и безумно холодный камень, к которому меня тянет, как последнего сумасшедшего! Мозги практически отключаются, руководствуясь одним единственным желанием — накинуться на этот бездушный кусок мрамора и заклеймить каждый его сантиметр поцелуем! Вгрызаться в его безупречную белоснежную плоть до кровавой агонии! До криков и стонов, с которыми Даяна начнёт вырываться из моих тисков!
Но я останавливаюсь всего за долю секунды до того, как моё тело начинает подниматься с дивана, и с каким-то нечеловеческим треском возвращаюсь обратно.
«Нельзя! Если не сдержу себя сейчас, то раз и навсегда превращусь в тряпку, о которую она до конца дней будет вытирать ноги, упиваясь своей бесконечной властью!»
— Я…
— Заткнись, — обрываю её на полуслове и складываю на груди руки, чтобы скрыть от неё начинающуюся хорею*. — А теперь живо пошла и принесла мне виски.
— Что? — переспрашивает Даяна, и на её идеальной маске опустошающего безразличия не дергается ни один нерв.
— Налей. Мне. Виски, — отчеканиваю, смотря на неё с вполне откровенным презрением. — Или ты ожидала услышать что-то другое? Может быть, как сильно я скучал по такой паскуде, как ты? Что готов простить тебе всё то дерьмо, которое ты обрушила на меня, сговорившись со своим дядюшкой? А может, вырвать из меня признание в любви? — насмешливо клоню голову набок, и через всё моё лицо проходит истеричная улыбка.