Реквием по империи
Шрифт:
— Я применил несколько боевых заклятий, — похвастался он. — Уверен, бастард мертв. Но на всякий случай мы занесли его ко мне домой и повесили на него все антимагические талисманы, которые там нашлись. Даже один блокирующий артефакт.
— Допустим, — хмыкнул худощавый, обследовав каждый из талисманов, — да, они действующие. Но зачем вы его добивали?
— Как это? — вытаращил глаза Грациус, — в приказе императора сказано: «Доставить живым или мертвым». Мы предпочли мертвым. Мало ли…
— Чем вы докажете, что это именно Рик бастард?
— А вы глаза разуйте, — мягко посоветовал Грациус, — не видите разве, что парень в точности подходит под описание?
— Ну и что? Обычный простолюдин, — пренебрежительно фыркнул белобрысый.
— А это вы видите? — Грациус бесцеремонно расстегнул на мне рубаху и обнажил правое плечо, показывая татуировку черного ястреба, сжимавшего в лапах кривоватую букву «Б».
— Да. Действительно, оригинальный
— Сейчас прямо, — пробурчал Дик. — А где наша награда?
— Не обманешь! — подхватил Михал, — нам полагается дом на Розе ветров, поместье и тысяча паунсов!
— И баронский титул, — напомнил Грациус. — Так что, дружище, зови Верховного!
— Да вы поймите, — заюлил худощавый, — я не могу так просто побеспокоить его высокомагичество посреди ночи! Тем более что он занят подготовкой к празднику!
— Ничего не знаем, — набычился Дик, — зови, и все тут!
— Давайте сделаем так, — предложил крепыш, все еще державший наготове заклятие, — вы сейчас отправляйтесь по домам, а завтра к вечеру возвращайтесь за наградой. Раньше не надо. Знаете ведь, с утра принц присягу принимает, потом — праздник. Верховному будет не до вас.
— А этого, — Михал грубо встряхнул мое многострадальное тело, — этого куда?
— А его оставьте нам. Не будете же вы по городу с трупом наперевес таскаться. Да вас первый же наряд стражи заберет в Счастливое местечко!
— А вы не обманете? — прищурился Грациус.
— А у вас выбора нет, — в тон ему ответил коренастый, угрожающе взмахивая руками.
— Подожди, Верниус, — миролюбиво проговорил белобрысый, — мы запишем имена этих достойных людей и сообщим об их доблестном поступке его высокомагичеству.
Он вытащил из кармана огрызок пергамента, перо и тщательно записал названные ребятами вымышленные имена.
— Теперь оставляйте его нам и возвращайтесь в трактир, выпейте за удачу, — усмехнулся маг.
Изобразив вздох облегчения, Михал и Дик швырнули меня на каменные плиты, развернулись и не спеша зашагали прочь. Вслед за ними устремился и Грациус. Я изрядно устал болтаться в воздухе и поспешил освободить жизненный канал и вернуться в свое тело, отозвавшееся болью в ушибленном при падении плече. «Ну, погодите, друзья, — мстительно думал я, бороздя затылком камень университетского двора и изо всех сил притворяясь покойником, — дай Луг, вернусь целым, я на вас прострел напущу! Будете знать, как меня ронять!» Маги церемонились еще меньше моих товарищей и тащили меня за ноги. Имитировать мертвого здорово помогали способности изначального, проявившиеся с падением первого покрова. Тренируясь перед началом операции, я обнаружил, что могу на длительное время задерживать дыхание. Впрочем, сейчас-то этого не требовалось: маги были заняты содержательной беседой.
— Что делать будем? Сообщим Верховному? — спрашивал крепыш.
— Сообщим. Только утром, — невозмутимо отвечал худощавый.
— Почему?
— А ты что, хочешь, чтобы награда досталась этим простолюдинам и магу-недоучке?
— Нет. Но можно ведь сообщить сейчас.
— Думаю, не стоит. Иначе всю ночь придется объясняться с Вериллием и дознавателями совета. Завтра всем будет некогда выяснять обстоятельства поимки бастарда. А потом можно и побеседовать. Во-первых, успеем придумать достоверную историю, во-вторых, подозреваю, что дознаватели не станут слишком усердствовать после праздника.
— Да уж, не до того им будет, — хихикнул крепыш. — А охранники?
— С ними я договорюсь. Пара паунсов каждому — и они чудесным образом потеряют память.
— Хорошо. А куда мы сейчас денем тело?
— Думаю, лучше всего будет запереть в пятнадцатой лаборатории. Туда точно никто не заглянет.
— Нет! Это безумие! Я даже подходить к ней боюсь!
— Ну, не ты же в ней ночевать будешь, — рассудительно заметил белобрысый.
— И все же ее опасно даже открывать! Сам знаешь, помещение еще не выдержало карантина. Там может случиться все что угодно.
Худой маг снова презрительно фыркнул и ничего не ответил. Между тем они подтащили меня к непрезентабельного вида покосившемуся сарайчику и внесли внутрь. Белобрысый прошептал длинное заклинание, которое я на всякий случай постарался запомнить, и в земляном полу открылся широкий квадратный ход. Вниз вели мраморные ступени. Здесь мучители решили, что стук моей головы по ступенькам вызовет эхо, которое могут услышать следящие артефакты. Исходя из этих соображений, один схватил меня подмышки, другой — за ноги. Путешествовать таким способом было гораздо приятнее. Только вот к моему великому сожалению глаза открывать было нельзя. Тащили они меня долго, судя по тому, что периодически моя голова оказывалась то ниже ног, то выше — в тайных лабораториях имелось много лестниц.
— Пришли, — наконец устало проговорил белобрысый.
— Открывай сам, — запыхавшимся голосом ответил волшебник по имени Верниус.
Его товарищ пробормотал заклинание, раздался тихий звук открывающейся двери. Меня раскачали так, как грузчики в порту раскачивают во время выгрузки мешки со специями, и бесцеремонно забросили в комнату. Я больно ушибся и еле сдержался, чтобы не рассказать магам все, что я о них думаю. Так и лежал неподвижным кулем на ледяном полу, слушая, как захлопнулась дверь, и в коридоре зазвучали удаляющиеся шаги и голоса волшебников. Когда звуки за дверью стихли, я открыл глаза и с любопытством оглядел небольшое помещение. Несмотря на отсутствие окон и каких-либо ламп, мне не пришлось прибегать к своей способности видеть в темноте. В лаборатории было светло. Мягкое свечение исходило от множества зеркал разных форм. Они были укреплены на стенах под различными углами друг к другу. С потолка свешивались зеркала на цепочках — квадратные, треугольные, плоские и выпуклые, искривленные. Пол тоже был покрыт ровным слоем амальгамы, отчего лежать на нем было холодно и неуютно. Зеркала отражались друг в друге, рождая новые отражения, заставляя пространство искажаться, дрожать, уходить вдаль, и у меня возникало ощущение, что я лежу посреди сияющей бесконечности. Приятного было мало, конечно. Но выхода не имелось. Руки и ноги все еще стягивали тугие путы, а амулеты Александриуса продолжали действовать. Поэтому я вознес молитву Лугу всеблагому, прося его, чтобы то неведомое, чего так страшились здешние маги, погодило с появлением. Вроде бы ничего особенного не происходило, если не считать каких-то неуловимых вибраций в воздухе, которые я чувствовал скорее интуитивно. Глаза сами собой закрывались, рот раздирала зевота. Сколько же времени я не спал? Двое суток, кажется…
Вы не поверите, но я уснул. Вот так вот, связанный, на ледяном полу, посреди жутковатой, полной загадочной угрозы, тайной лаборатории. Разбудило меня осторожное прикосновение, легкое, как тополиный пух. Опасаясь, что это маги снова пришли проверить, не ожил ли злонамеренный бастард, я не стал раскрывать глаз. Попытался рассмотреть своего гостя из-под ресниц. Никого не увидел. Прикосновение повторилось, следом раздался тихий шепоток. Я раскрыл глаза, но даже зрение изначальных помогло увидеть только какие-то неясные тени, носившиеся вокруг меня. Они возникали из-под перекрестия зеркальных отражений и порхали по комнате, словно огромные птицы. Их становилось все больше. Лаборатория наполнялась их шепотом, таким тихим, что я никак не мог разобрать, о чем говорят эти потусторонние сущности. Одна из теней неподвижно висела рядом со мной, трогая меня бесплотной конечностью. Всякий раз после этого вкрадчивого призрачного прикосновения по коже пробегали мурашки. Желая понять, что за создания посетили лабораторию, я вышел в астрал и посмотрел на тени. Астральное зрение показало, что меня окружают сущности, форма тел которых похожа на человеческую. Ростом они были с пятилетнего ребенка. Больше я ничего разглядеть не смог. А вот ауры у них не имелось. Так, болталось что-то прозрачное, текло и изменялось, словно вода в чистой реке. Я вернулся в свое тело, и тут же ощутил острую боль в левом плече. Повернув голову, увидел, что к нему припала тень, которая все норовила меня потрогать. Плечо саднило, словно его резали ножом, а сущность вдруг обрела формы и краски. Когда эта штука оторвалась от моего плеча, она уже не была бесформенным пятном. Передо мной стояла маленькая белокурая девочка в белом платье. Она улыбалась, прижав к груди пухлые ручонки и глядя на меня так, как умеют смотреть только маленькие дети — доверчиво, открыто и с каким-то затаенным ожиданием доброго чуда. Но девочка отличалась от человека, как выполненный пастелью портрет отличается от оригинала. Все в ней было слишком бледным, почти прозрачным. Девочка словно была промежуточной стадией между человеком и призраком. Скосив глаза, я увидел, что из прокушенного плеча стекает струйка крови. Выйдя в астрал, убедился, что у девочки появилась аура. Тонкая, бледная, она с каждой секундой все больше наливалась тревожным красным цветом. Из чего я мог сделать вывод: сущностям для жизни требуется чужая энергия. И берут они ее самым примитивным способом, напиваясь человеческой крови. Не знаю уж, как тень, будучи почти бесплотной, умудрилась прокусить мою кожу. Раздумывать над этим вопросом я не стал, и поспешил вернуться в тело. А ко мне тем временем устремились две новые тени. Я же чувствовал себя по-идиотски беспомощным перед этими оводами-переростками. Спас меня мелодичный звон, возвестивший, что время действия амулетов, блокирующих магические способности, вышло. Хитроумный Александриус зарядил их ровно на два часа. В тот же момент растаяли и зачарованные веревки. Я принялся растирать затекшие руки. Когда же тени попытались припасть к моему телу, я отбросил их Воздушным ударом и прикрылся плотным щитом. Тени разочарованно зашептались, ударяясь о невидимую поверхность — точь-в-точь ночные мотыльки, стремящиеся к свету. Девочка принялась ощупывать щит маленькими ладошками, пытаясь добраться до меня. Невинные глаза наполнились слезами, губки капризно дрожали. Опять проголодалась, что ли? Я попытался прислушаться к ее шепоту.