Реквием по любви. Грехи отцов
Шрифт:
От изумления так и застыла с разинутым ртом.
— Спятил? — не ожидая от самой себя, повысила голос.
— Похоже на то…
Холодный пот покрыл всю ее спину. Топик стал липким и противным.
— И ничего тебя не смущает?
— Например?
— Матвей, я другого люблю! Очень люблю… понимаешь?
Сморщившись как от хорошего удара в челюсть, мужчина гневно сплюнул на землю. Его взгляд был равносилен отборному мату – тому, что вместо тысячи слов.
— Забудь! Быть с ним тебе не позволят. А чувства… они пройдут.
Верещагин
— И с тобой не позволят, — вогнала нож в сердце по самую рукоять, ни капли не жалея. Пресекая подобные мысли на корню. — Ты же слышал Прокурора – никто из вашего круга!
— Слышал. Однако я не претендую на роль смотрящего. Это тот редкий случай, когда у меня шансов на тебя больше, чем у Борзого.
У тебя их вообще нет, болван!
— Нет.
— Я дождусь. Однажды ты будешь готова…
— Не тешь себя напрасными надеждами. Пожалуйста.
— Не отступай назад, если не знаешь, что у тебя за спиной, — поспешил перевести тему разговора Верещагин. — Можешь споткнуться! А это проигрыш.
— Спасибо за сове-е-е-е…
Щиколотка подвернулась, когда стопа провалилась в небольшую ямку, похожую на нору суслика. Потеряв равновесие, Лиза начала падать.
Именно в этот момент Матвей рванул ее на себя. Прижал крепко и не спешил отстраняться. Более того, с каждой секундой казался все напряженнее и стискивал сильнее. Вглядывался в лицо, словно пытался каждую черточку запомнить. И это пугало. Очень пугало.
— Пусти! — зашипела, пытаясь вырваться.
— Я осмотрю ногу.
— Нет! Не прикасайся.
Чужие руки. Чужие! Боже!
Уже и не паника вовсе. Ужас. Откровенный и ничем не прикрытый. Понимала прекрасно – не по зубам ей этот противник. Закричать?
Если повезет, Даня услышит. Или Петр Петрович.
Как будто ее мысли прочитав, мужчина холодно предупредил:
— Начнешь верещать, заткну тебе рот… собственными губами! Усекла?
Судорожно вытолкнув из легких застоявшийся воздух, Лиза кивнула.
— Умничка! — промурлыкал одобрительно. — А теперь покажи мне ног…
Все произошло столь быстро, столь стремительно, что и сориентироваться не успела. Что-то или кто-то с невероятной силой отшвырнул их друг от друга. И если ее просто оттолкнули в сторону, да так, что еле на ногах устояла, то Верещагин был сбит на землю хлестким ударом в челюсть.
Сквозь всполохи адреналина Лиза различила любимый профиль.
Господи! Что он здесь делает?
— Паскуда! — взревел Похомов, разрезая пространство разъяренным басом. — Сам себе приговор вынес…
— …сука, Борзый…
— Мое тронул, мразь...
Верещагин вышел из оцепенения и принялся отвечать не менее жесткими ударами. Хоть и пропускал немало. У обоих руки были уже окровавлены. Лизу трясло так, что перед глазами плыло, да ноги ватными стали.
Совсем не слушались. Безумие. Понимала, что остановить должна.
Только как?
— Ди… Дима? — позвала, заикаясь. — Хватит… умоляю…
— Ушла отсюда!
От ярости, сквозившей в его голосе, едва в обморок не свалилась. На лбу испарина выступила. Ослушаться такого тона было нереально! Не помня себя от страха, Лиза поплелась в сторону дома. Сделав пару несмелых шагов, услышала бескомпромиссное:
— В машину, Кроха. Я тебя забираю!
Она дошла. Почти. Несколько метров оставалось, когда вздрогнула от громкого звука. Страшного. Это был выстрел. Цепенея от ужаса, развернулась. Реакция была заторможенной, однако сердце уже болезненно сжалось, предчувствуя удар чудовищной силы. Удар, от которого никогда не сможет оправиться. Дмитрий, пошатнувшись, рухнул на колени. Матвей же, напротив, на ногах стол довольно твердо. Сплюнув кровь, направил пистолет прямо в голову Похомова:
— Ну что, Борзый? Сочтемся?
— Нет! — от собственного вопля заложило уши. — Дима!
Ее пронзительный визг эхом отразился от стен просторной комнаты.
Лиза точно ужаленная подскочила с дивана, да тут же обессилено осела прямо на пол. Ноги ее совсем не держали. Колени подкашивались. Волосы липли к вспотевшему лицу. Она горела, словно на костре ее жарили. Казалось, даже легкие полыхают. От того и дышать больно. Беглый взгляд в окно – солнце! Еще день!
Сон. Просто кошмар…
После утренней пробежки девушка чрезвычайно утомилась. Для нее это было столь странным и непривычным, что, желая восстановить силы, она прилегла в гостиной. Видимо, так и уснула.
Сон. Господи, спасибо!
От облегчения спрятала лицо в ладонях и дала волю слезам.
И хорошо все вроде бы…
Так почему же душа на части рвется?
Лиза не видела Похомова уже четвертый день. Ни звонков, ни новостей. Девушка от беспокойства места себе не находила. Ведь и с Данилой он на связь тоже не выходил.
Вдруг случилось что?
— Господи, — всхлипнула, заикаясь, — спаси его! Молю тебя! Защити. Сбереги. А грехи… за них лучше меня накажи...
Вроде отпустило. Полегчало. Уже и дыхание в норму почти пришло.
— На Бога надейся, а сам не плошай! — раздался голос Аркадия Михайловича из другой части гостиной. — Есть такая поговорка.
От неожиданности сердце едва из груди не выскочило.
Да что же это такое!
Лиза с остервенением принялась вытирать лицо от влаги. Отчего-то стало стыдно и неловко за свою несдержанность. Промокнула слезы обратной стороной топа. Лишь когда морально настроилась, развернулась в его сторону. Похом восседал за столом у противоположной стены в компании Матвея и ее бабушки и задумчиво вертел в пальцах зажигалку. Все выглядели довольно озадаченными. И взволнованными ее состоянием. Бабуля и вовсе, украдкой утирала глаза уголком передника. Лиза сосредоточилась на госте: