Реквием по Наоману
Шрифт:
Одинокий человек встретился ей по дороге, поцеловал ей руку. Белла-Яффа выпрямилась и сказала ему:
– Ты сейчас выйдешь в путь и не вернешься, пока не найдешь Наамана. Когда увидишь его, скажи ему: Белла-Яффа готова.
Человек поклонился ей и вышел в путь.
Белла-Яффа долго глядела ему вслед, и когда он совсем исчез из поля зрения, помахала ему рукой, то ли прощаясь, то ли давая знак вернуться. И тогда сказала она:
– Любимый.
С
– Любимый, – повторила она. Слово было верным и прекрасным.
– Как же я этого не знала?
– Любимый, – нырял ее голос, тонкий и словно бы размытый, поверх сухих скалистых склонов. – Вот, я нашла тебя, и ты прыгаешь по холмам, куда ты исчезаешь? Я здесь, прошу тебя, вернись… Слова мои – любовь… Клянусь тебе, я спала, но была бдительна, прислушивалась, прадед мой, дядя, брат мой строили себе дома, а у нас нет дома, были у меня лишь слова для стихотворения, тобой призванные, стихи воспевали тебя, солдаты твои достались нам в наследство, разделились дороги и разошлись. Рубаха – для кожи моей, униформа – для плоти твоей. Бездетны мы по сей день. Но более такими не будем, к тебе я иду, и больше не одинока. Положи голову твою мне на плечо, погрузись в дрему любви, вернись с кровавых полей, я с тобой, невеста, хранимая для тебя с начала времен, записанная тебе, витаю над тобой, стой, прекрати убегать, нет у меня сил витать, схвати меня, задержи силой. Ангелы зовут меня, не дай мне быть их жертвой, разорви приговор, пока я еще стою на земле, господин мой, друг сердечный, сильный, спасающий, милосердный, не расслабляйся, смотри, смотри, не отрывай от меня взгляда. Нааман подтвердит, он брат мой.
Одинокий человек глядел на нее издалека, лицо его был печально и тускло, как прах. Ветер подхватил его и он рассыпался, как мякина.
Пала Белла-Яффа на землю и тьма накрыла ее, умоляя не упорствовать. Она пыталась всеми силами не поддаваться соблазну, но силы ей изменили.
Очнувшись, увидела на поле два больших камня, лежащие друг против друга, и сидела на них Белла-Яффа напротив Беллы-Яффы и спрашивала:
– Полагаешь ли ты, что люди со свечами пройдут здесь?
Ответила Белла-Яффа:
– Я полагаю, что они нас ищут, и надо нам встать и пойти к шосссе.
– Я очень устала, – сказала Белла-Яффа, – и не хотела бы, чтобы они видели меня уставшей. Я хочу соединиться с дорогими мне людьми веселой и бодрой.
– Ты уверена, что они разрешат мне остаться с ними? – спросила Белла-Яффа.
– Они тебя обнимут и поцелуют в знак своей приязни, – ответила Белла-Яффа.
И встала тогда Белла-Яффа на ноги, извлекла спички из кармана платья, зажгла свечу и перешла шоссе.
Тут же увидела их и поняла, что на этот раз разрешили они ей быть одной из них, ибо не выстроились на этот раз неживым замершим строем, а шли с нескошенного края поля, каждый со свечой в руке, шли прямо в ее сторону. На этот раз они не просто заметили ее, а искали ее. Вот, они убыстряют шаги, приблизились, похожие один на другого ростом и одеждой, словно члены одной семьи, высеченные из одной первобытной породы, семьи, которая знала ее с давних пор.
Это были мужчины, подобные ростом и выражением лиц на того, кто поцеловал ей руку. Глаза Беллы-Яффы искали Наамана, и она ощупала лицо каждого из приблизившихся во тьме, чтобы отыскать лицо Наамана.
Люди вели себя с ней мягко и бережно. Подхватили ее под локти и повели через поле.
– Ты возвращаешься домой, – сказал ей один из них.
– Знаю, – сказала Белла-Яффа, – разрешишь мне поцеловать тебя, брат мой?
И шагая между ними, она наклонялась вправо и влево, коснулась губами щеки одного из них, и слезы ее увлажнили ее и его щеку.
– Еще немного, и ты будешь дома, – сказал ей человек. – Отдохни и забудь обо всем.
– Я не хочу забывать, – сказала Белла-Яффа, – отныне я хочу быть с вами. Вы не оставите больше меня?
– Нет, нет, – поторопился ответить человек, – мы тебя больше не оставим.
Когда полицейские вошли во двор летнего дома и передали Беллу-Яффу в руки Ури, она сказала брату:
– Вот, и ты тут, дорогой мой, и дед Эфраим сейчас явится верхом на коне, и все эти люди, все мы будем отныне вместе, как это было всегда, и уже никогда не расстанемся.
В окне верхнего этажа стоял Герцль Абрамсон и следил за тем, что происходит, затем, волоча ноги, вернулся в постель, накрыл голову одеялом и отвернулся к стене.
Разбушевавшегося Биберкраута, который требовал вернуть ему немедленно его бумаги, увезли оттуда в полицейской машине, после этого уложили Беллу-Яффу в постель, сделали ей укол, и она погрузился в глубокий и долгий сон без всяких сновидений.