Реквием по пилоту
Шрифт:
Привалясь к стене, он понемногу отхлебывал из бутылки и отламывал сыр узловатыми пальцами.
Будет музыка, и будет Ленка Колхия. Формальности она ненавидит так же, как и он сам, но черт с ним со всем — пусть попы оторвутся как хотят, но надо привезти ее из Нормандии и надеть ей на руку это злополучное золотое кольцо. И поставить условие: он отныне и присно соблюдает семейные приоритеты, но и она записывает только одну пластинку в год.
Ох, она взъерепенится, ох, будет шуму. И эколог этот висломордый — страшно, кажется, парень закомплексован, видимо, солоно ему приходилось в юности, то-то так упивается, он тоже сразу не отпустит, начнет
Гуго покосился на черные шишечки готического буфета, уже не раз страдавшего во время приступов разбойничьей меланхолии. Привычной рукой Звонарь сделал мало уловимое глазом движение, и одна из шишечек с грохотом исчезла, оставив после себя сколотый шпенек, а чугунно-деревянный град Китеж, очередной подарок Инги, висевший на стене напротив, дрогнул, покосился и, унося на себе черную дырку от пули, скользнул вдоль стены и грохнулся на пол. Но Гуго, все так же небрежно-молниеносно вернув пистолет в кобуру, уже думал о другом.
Завтра вечером, после «Олимпии», надо, кстати, серьезно поговорить с Бэтом, потом завернуть домой — интересно, где это Ингу черти носят, могла бы позвонить, — прихватить еды, и к утру он будет на месте. Что говорить — неясно, но там слова найдутся. Господи, услышь и помоги грешнику.
Так Звонарь размышлял о своей жизни, и рано поутру, не откладывая ничего в долгий ящик, он принялся действовать в соответствии со своими размышлениями. Приехав в «Олимпию», а Инга в это время терзалась сомнениями, лежа в ванне, Гуго, как всегда, занялся делами с Бэтом Мастерсоном, разговаривал с прибывшими на открытие сезона менеджерами, со своими звуковиками, осветителями, инженерами сцены, отвечал на телефонные звонки всевозможных импресарио со всего мира; позвонил даже Пиредра и известил, что вечером прилетает. Колхия, увы, не позвонила, как Гуго втайне надеялся, и после этого олимпийского котла он поехал в «Пять комнат» собраться и перевести дух перед ночной дорогой.
Представительский олимпийский «додж» с недавних пор водил неуклюжий квадратный парень по имени Голубка. Для неровного, нервнопаралитического парижского движения с его пробками и объездами, шофер он был практически идеальный, но пару раз Звонарь засекал его на чересчур подробных докладах Пиредре — — удостоверился, но предпринимать до поры до времени ничего не стал: побудь пока на виду, придет твой час, друг любезный. Что же касается Рамиреса, то на его счет Звонарь последние вкупе семьдесят лет не питал никаких иллюзий — старый товарищ всегда готов на любую двойную игру и при удачном повороте дел будет очень не против сделаться «боссом боссов»…
«Додж» катил по набережной, Гуго перебирал последние телеграммы и факсы и рассеянно поглядывал в окно — дождь был сейчас совсем некстати; в предчувствии столпотворения у светофора за мостом Голубка начал притормаживать, и тут Звонарь увидел справа на тротуаре знакомую фигуру — Инга! Рядом — какой-то гном в старинном парике ниже плеч, или это у него настоящие такие волосы? — а на них напирает двухметровый верзила с компанией дружков, и дело, похоже, к драке. Охрану шальная девка, само собой, отогнала…
— Стой! — приказал Звонарь. — Назад!
Голубка — человек ученый, ему два раза повторять не требуется. Машина, взревев, прыгнула назад, Гуго распахнул дверцу и в два шага оказался в центре событий. Без всяких затруднений вычислив расстановку сил и определив Эдгара как коновода, он свирепо рыкнул на него:
— А ну, отойди от них подальше!
Эдгар, несмотря на то что ни о каком одиннадцатом веке и тридцатом годе слыхом не слыхал и вырос в куда более тепличную эпоху, встретив Звонарев волчий взгляд, все-таки должен был его по достоинству оценить и, следуя доводам разума, унести ноги подобру-поздорову. Но он был пьян и заведен как раз тем своим неугасимым и слепым азартом до исступления, поэтому Звонарь ему показался лишь очередной досадной помехой в форме пожилого чудака ростом ниже себя на голову.
— Свали отсюда, дед, — порекомендовал чемпион, не уделяя Гуго особого внимания.
Звонарь сейчас же помог ему исправить эту ошибку, выбросив вперед ногу и влепив носок своего американского ботинка в чемпионскую голень. Баженов взвыл, как взвыл бы на его месте всякий и, переступив в соответствующую стойку, проделал безукоризненный, как на кинограмме учебника, хук слева. Великолепный, сокрушительный удар! Он легко мог бы выворотить любую из лип, росших вокруг, но, боже мой, сколько подобных ударов повидал Звонарь на своем веку! Подступающий седьмой десяток очень мало изменил разбойника, и его кулак по-прежнему без усилий проходил сквозь ухищрения любых кунфу и каратэ. Гуго едва заметно отвернул голову — ровно настолько, чтобы лишь кожей ощутить дуновение зловещего ветерка, и дальше к Эдгару пришло ощущение, будто на скорости девяносто миль он врезался физиономией в бетонный столб. Мир в его глазах треснул, рассыпался огненными брызгами и угас.
Свершилось. Избежав кромвелевской атаки, уклонившись от Ингиных колдовских когтей, на третий раз Баженов встретился-таки с судьбой. Он лежал на асфальте, напоминая Эрликону то большое пальто, что было некогда расстелено на полу Скифова кабинета. Подпевалы растерялись. Воцарилась пауза.
— Что ты, собственно, себе позволяешь? — гневно спросила Инга. — Ничего себе дела!
— Здравствуй, Инга, — ласково ответил Гуго. — Как я вижу, ты уже приехала, уже среди друзей.
— Это ты приехал. — Инга передернула плечами. — Ну давай, берись, надо же отвезти его куда-то.
Подошел Голубка, чем завершил численный перевес — Эдгарова братия в задумчивости отступила, не проявляя желания ближе познакомиться с талантами друзей Эрлена. Эдгара подхватили. Звонарь сказал: «Ну что же, пообедаем дома», — и вежливо пропустил Эрликона вперед. Набережная опустела, из-под моста вышел рыболов и забросил удочку.
Во вместительном «додже» Звонарь сел рядом с Голубкой, Инга с Эрленом сзади, а еще дальше, ногами под капотом багажника, а головой на полированной крышке бара, лежал Эдгар. Рот его чуть приоткрылся, посиневшие веки опустились, на скуле замерла прозрачная капля.
— И что они от тебя хотели? — спросил Гуго, когда машина тронулась.
— Спросить не успела, — фыркнула Инга. — Был разговор как разговор — что, спрашивается, ты накинулся на человека?
— Ну, извини, — пожал плечами Звонарь. Он покосился назад, потом взглянул на Эрликона в зеркало. Эрлен подумал: «Вот так лицо. То ли кроманьонец, то ли древний римлянин. Ишь, подбородок какой…» Тут его в прямом смысле слова прошиб холодный пот: он вспомнил Скифову папку. Убивалы, звонаревские костоломы… боги святые, да это же Звонарь. В который раз за сегодняшний день по телу разлилась пакостная слабость. Вот уж действительно, кажется, приехали. Крышка. И Кромвель опять куда-то пропал…