Реквием
Шрифт:
Мой череп раскалывается на части.
Я продираюсь сквозь деревья, слепо мчась вперед, не думая о том, куда направляюсь. Темно, холодно, я не вижу, куда, черт возьми, иду, но я не прекращаю бежать. В конце концов, я отправилась в путь. И продолжаю бежать.
Я напугана больше, чем когда-либо в своей жизни, и не знаю почему.
Просто продолжаю бежать.
Ночь тянется передо мной бесконечно. Я подворачиваю лодыжки, падаю и снова встаю. Мои руки скользкие от крови, ладони разодраны.
Спустя вечность позади меня в темноте вспыхивают
Позади меня хлопает дверца машины.
Подождите.
Дверь машины?
Внезапно меня осеняет: я на дороге. Гребаная дорога. Не на разрушенной дороге, на которую мы с Гейнор притащились пару месяцев назад. Эта дорога целая, в целости и сохранности, по ней вполне можно ехать.
— Соррелл, ты сломаешь себе шею, мчась сюда вот так. Пожалуйста, садись в машину и поговори со мной?
Убийственное спокойствие Тео делает со мной что-то, чего я не могу объяснить. Страх и паника исчезают, оставляя меня наедине с моим изнеможением, и внезапно все, что я могу сделать, это остаться стоять на своих ногах. Когда чувствую его руку на своем плече, то поворачиваюсь и прижимаюсь к нему, издавая сдавленный всхлип, утыкаясь лицом в его грудь. Теперь парень снова надел футболку, скрывая имена на своей грудной клетке, но я как будто чувствую, как они горят у меня под руками, и чувствую себя такой потерянной и измождённой, что не могу ничего сделать, кроме как плакать.
Тео поднимает меня, заключая в свои объятия, и несет к машине — гладкому черному «Мустангу». Осторожно сажает на пассажирское сиденье, пристегивая ремень безопасности. Я в оцепенении, когда парень садится в машину и трогается с места. Мы едем не обратно в гору, а вниз.
— Куда мы направляемся? — натянуто спрашиваю я.
— В какое-нибудь особенное место, — отвечает он.
И я слишком устала, чтобы задавать еще какие-то вопросы.
Я возмущаюсь, когда Тео проезжает мимо автобусной остановки.
Гребаная автобусная остановка!
Мой гнев — это живое, дышащее существо.
Не должно было быть никаких других дорог, ведущих в академию, только одна одинокая разрушенная дорога, которую я увидела, когда приехала в «Туссен». На вывеске было написано, что она непригодна для проезда. Директор Форд говорила, что по ней опасно ездить. Но вот мы мчимся по совершенно хорошей дороге, уличные фонари мелькают за окнами машины.
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, пока не чувствую вкус крови, отказываясь открывать рот, потому что знаю, что произойдет, если сделаю это. Я начну кричать, ругаться, размахивать кулаками, но не вижу, как это поможет чему-либо прямо сейчас.
Я в ярости к тому времени, когда Тео поворачивает налево, и мы въезжаем в маленький городок — гребаный городок! — проезжая мимо знака с надписью: «Вы
Аптека. Универсальный магазин. Почтовое отделение. Агентство по недвижимости. Винный магазин. Мы проезжаем мимо каждого из этих предприятий, единственной машины на изрытой выбоинами дороге под дождем, и я киплю в изумленном молчании. Еще через полмили вверх по дороге Тео заезжает на парковку. Закусочная «Пэтти» находится на другой стороне стоянки, все еще открыта, ее огни сверкают в темноте.
Тео глушит двигатель. Он смотрит на свои руки, секунду ковыряет ногти, потом говорит:
— Пойдем. У них здесь отличный кофе. Тебе понравится.
Я смотрю на телефон Тео, моргая при виде изображения на экране.
Это, блять, невозможно.
Там, на фотографии, я, заключенная в объятия Тео. Он целует меня в щеку, а я морщусь, притворяясь, что ненавижу это. Но это не так. Могу сказать, что это не так. Мне это нравится.
— Один черный кофе. Один со сливками. Один кусочек сахара.
Высокая официантка с ямочками на щеках ставит две чашки, одну для меня, другую для Тео, нервно улыбаясь нам. Она не приняла у нас заказ, когда мы вошли. Ее лицо просияло, когда женщина увидела, что мы вошли, но Тео предупреждающе покачал головой, и женщина кивнула, поворачиваясь обратно к кассе. Парень подвел меня к кабинке у окна и усадил на скамейку, управляя моими конечностями, как будто я была инертным роботом, а затем сел на скамейку напротив меня, прочищая горло. Затем дал мне свой телефон и сказал просмотреть галерею.
Мне все еще не удалось обработать фотографии, которые я пролистала.
Я в желтом летнем платье стою перед «Спейс Нидл», подняв руки вверх. Я сплю в объятиях Тео, уютно устроившись в ворохе простыней. Я на диване, волосы собраны в беспорядочный пучок, в руке кекс, щеки пухлые, на кончике носа глазурь, улыбаюсь, как маленький ребенок. Я в Центральном парке, с мокрыми от дождя волосами, сжимаю в руках снежный шар, который сейчас стоит на комоде в моей спальне в академии. Мы с Тео целуемся. Мы с Тео целуемся в миллионе разных образов, в разных позах, в разных местах, окруженные снегом, под дождем и омытые солнечным светом.
Тео, и я, и Лани, и Эшли, и Себастьян, девочки в бикини, мальчики в шортах. На этом снимке на ребрах Тео написано только одно имя, и оно мое.
— Дайте мне знать, если я смогу предложить вам, ребята, что-нибудь еще, — тихо говорит официантка.
Тео благодарит ее, и она отступает обратно за прилавок, давая нам немного пространства.
— Что это? — шепчу я.
— Это мы, — просто отвечает Тео.
— Ты лжешь.
— Нет.
— Это фотошоп.
— Нет.
Кладу его телефон на стол перед собой.