Реквием
Шрифт:
— Сначала они сказали, что это амнезия. Кратковременная потеря памяти. Обычное дело после такого рода травм головы. Но через пару недель ты все больше и больше теряла себя. Они начали подозревать, что это что-то более сложное. Я был последним, что ты запомнила. Впрочем, обычно я так же тот, кого ты вспоминаешь в первую очередь, — признается Тео.
Я откидываюсь на подушки, каким-то образом находя в себе силы убрать свою руку из его.
— Лжец.
— Хотел бы я, черт возьми, солгать. — Тео всегда был таким отстраненным. Замкнутым. Холодным. Суровым. Я никогда не видела его таким. Разрушенным. Сломленным. Наполненным болью.
— Если…
Есть так много способов отговорить себя от этого. Так много «если». Я не могу
— Если ты мне не лжешь, тогда почему я думаю, что я из Лос-Анджелеса? Почему… почему я помню, что была там в приемной семье?
Тео дышит ровно, плечи напряжены.
— Ты никогда не была в приемной семье. Твои родители…
Я отшатываюсь, ошеломленная.
— Мои родители?
— Люди на снимках в твоих фоторамках, — серьезно говорит он. — Твой отец погиб в аварии на мотоцикле, когда тебе было одиннадцать. Твоя мама умерла от рака, когда тебе было тринадцать.
— Господи Иисусе!
— Да. Черт! Слишком быстро. Все происходит слишком быстро. Я все порчу.
У меня были… были родители? Я не могу переварить этого. Просто не могу. У меня в мозгу происходит короткое замыкание, когда я пытаюсь понять то, что только что сказал мне Тео, так что я даже не пытаюсь.
— Ты все еще не объяснил, почему у меня есть эти другие воспоминания…
— Во многих случаях травмы головы являются полной загадкой. Мозг — это все еще неизвестная вселенная, которая все еще исследуется. Очень мало в этом имеет смысла. У человека может быть раскроен череп, может показаться, что у него нет логических шансов на выживание, но этот человек полностью выздоравливает. А есть люди, которые получают крошечную шишку на голове и теряют все. Двигательные функции. Способность говорить. Память. Самоощущение. Однако мозг всегда хочет исцелить себя сам. И он очень умело заполняет пробелы. Если разум чувствует, что он в опасности и его окружение не имеет смысла, он сделает все возможное, чтобы придать смысл своему окружению. Твой разум все еще восстанавливается после аварии, поэтому он заполняет пробелы, дает тебе предысторию и историю, ощущение себя, чтобы ты могла выжить. В конце концов опухоль в твоем мозгу пройдет сама собой, и ты начнешь вспоминать.
Тео звучит так уверенно. Ни тени сомнения в голосе. Тень неуверенности в его глазах говорит об обратном. Это заставляет меня думать, что в его фантастической, абсолютно безумной истории есть что-то еще, и что мне действительно не понравится, когда парень в конце концов выдаст эту информацию.
Я на секунду закрываю глаза, переводя дыхание.
Вдох… Выдох…
Вдох… Выдох…
Какое-то шаткое спокойствие овладевает мной, но я знаю, что, как только снова начну говорить, это спокойствие покинет меня. Мгновение наслаждаюсь этим, пытаясь собрать свои мысли воедино в какую-то структуру, имеющую хоть какой-то смысл. А затем говорю:
— Хорошо. Допустим, я поверю во все это, тогда что… Я вот так бродила вокруг, думая, что выросла в приемной семье, что не знаю тебя или кого-то еще из моего прошлого? В течение нескольких недель?
Тео откидывается на спинку стула, поднимает взгляд к потолку.
— Боюсь, прошло немного больше времени.
Я вдруг чувствую себя очень плохо.
— Месяцы?
Он ничего не говорит.
— Тео! Ради всего святого! Скажи мне, что я не плавала в фальшивом, фантастическом мире в течение нескольких месяцев!
Неохотно парень опускает свои шоколадно-золотые глаза, его взгляд находит мой и удерживает его.
— Прошло почти два года после несчастного случая.
Желчь поднимается к задней стенке моего горла. Кажется, что меня сейчас стошнит.
— А Рейчел? Рейчел не было все это время, и я… — Я хочу сказать эти слова, действительно хочу, но не могу их произнести. Мое горло болит, наполнено огнем, сжимается. Я не могу глотать. Не могу дышать. Не могу ничего из этого переварить. Моего лучшего друга
Моя растущая паника усиливается, когда глаза Тео закрываются, как будто он только что прошел через ментальную дверь, через врата, в место, где я не могу последовать за ним.
— Что? Что бы это ни было, ты можешь просто сказать это сейчас. Ты уже перевернул мир с ног на голову. Просто… ради Бога, я больше не могу этого выносить! Выкладывай!
— Хорошо, — выпаливает Тео. — Рейчел не была мертва с момента аварии.
Надежда воспаряет во мне на одно прекрасное мгновение. Она не умерла? О мой Бог. О боже мой…
— Ты была Рейчел. — Могу сказать, что это признание дается ему с трудом; слова выглядят так, словно они вонзают бритвенные лезвия ему в горло. — Точно так же, как ты была Амелией. Точно так же, была Кэтрин.
— Нет. Нет, это невозможно. Я помню ее.
— Когда начала терять себя после того, как очнулась от комы, ты начала говорить людям, что тебя зовут Амелия. У тебя была целая жизнь как у Амелии. История. Прошлое. Я оставался с тобой в больнице так долго, как только мог. Я пытался напомнить тебе о том, кем ты была до несчастного случая, и о нашей совместной жизни. Той, которую мы так долго планировали. Ты была Амелией три месяца. Ты так отличалась от того человека, в которого я влюбился, но в то же время ты была такой же, в глубине души. Твоим любимым цветом по-прежнему был зеленый. Любимым вкусом мороженого была соленая карамель. Ты все еще была доброй, храброй, саркастичной и защищающей. Ты все еще смотрела на меня так, будто я был единственной вещью, которая имела значение в этом мире. Однако вся наша история была стерта. Каждый особенный момент, который мы когда-либо переживали вместе, просто… — щелкает пальцами Тео. — Исчез. Однажды я просто… — он стискивает челюсти. — Я сорвался. Я был так расстроен, и… накричал на тебя. Это так поразило тебя, что ты на секунду все вспомнила. А потом… просто уставилась в стол и ничего не сказала. После этого ты три дня смотрела в пространство. Когда снова заговорила, Амелии уже не было. Ты была Кэтрин.
Никогда я не испытывала такого ужаса, как сейчас.
Я даже не могу понять, как должна верить всему этому. Если бы могла, я бы встала с этой кровати и побежала к двери, но знаю, что мои ноги меня не понесут. Не успею я сделать и трех шагов, как упаду на пол и разрыдаюсь.
— Как долго… предположительно… я была Кэтрин? — ошеломленно шепчу я.
— Семь ужасных гребаных месяцев, — отвечает Тео. — Ты ненавидела меня. Была чертовски зла. В депрессии. Ты сбежала из больницы и зависала с незнакомцами. Пила слишком много. Принимала наркотики. Тем не менее, ты все еще была собой, несмотря на весь гнев и боль. Я все еще мог видеть тебя там. Так что я остался. Я пытался помочь тебе вспомнить. В тот раз старался быть более терпеливым. Более понимающим. Но Кэтрин… — он неуверенно смеется. — Ну, она чуть не убила меня, черт возьми, если честно. В конце концов, у тебя чуть не случилась передозировка на вечеринке. Скорая отвезла тебя в больницу в Сиэтле. Они промыли твой желудок и накачали тебя «Нарканом», и к тому времени, когда я приехал туда, чтобы забрать тебя, ты уже не была Кэтрин. Ты внезапно стала Рейчел.
Я не…
Нет.
Я зажмуриваю глаза.
Это неправильно.
Этого не может быть.
— Они думают, что травма вызывает эти сдвиги. Стресс. Твой разум прошел через так много, что всякий раз, когда сталкивается с действительно трудным опытом или не может справиться со своим окружением, он просто… — Тео щелкает пальцами. — Твой старый врач, доктор Перес, объяснил, что это похоже на переключение каналов в телевизоре. Зрителю не нравится шоу, которое идет, поэтому он смотрит то, что происходит на другом канале.