Реквием
Шрифт:
За Днестром сели благополучно. Комэск, заметив приземлившийся, целые сутки отсутствовавший самолет, поспешил на взлетное поле. Выйдя из самолета, разведчики, не сговариваясь, первым делом взглянули на аэродромный флюгер и, чеканя шаг, предусмотрительно подошли для доклада с подветренной стороны. Из штабной землянки выскочил радист:
— Товарищ капитан! Из штаба дивизии на связи! Срочно!
Комэск чертыхнулся и, повернувшись, махнул рукой:
— Потом!..
Ближе к вечеру пилот тщательно обследовал самолет, По лесенке залез и попытался сдвинуть створки, закрытой изнутри, боковой
— Коля, в вашем селе хлопцы ещё те лётчики! Теперь понятно, откуда ты такой!
Подробности имевшего место происшествия с загадочным хищением пистолета из-под сиденья пилота и не менее таинственным его возвратом на место в закрытом на ключ самолете, пересказывались в селе после войны несколько десятилетий подряд. О том, как был вскрыт самолет, кто были авторы и исполнители этой дерзкой, подлежащей уголовному преследованию, «шутки», история скромно молчит до сих пор.
Отгремели последние залпы самой страшной войны. Двадцатилетний гвардии рядовой Единак Николай Яковлевич в соответствии с Законом продолжал срочную службу в рядах Вооруженных сил СССР.
Прошла почти четверть века. Десятиклассник Толя с Николаем Яковлевичем приехали погостить к деду Прокопу. После обеда вышли во двор. На месте бордея, где была кузница, в начале шестидесятых, углубив, построили обширный подвал.
— Папа! Мама говорила, что ты прилетал к ней на самолете. Всё правда? Где же вы садились?
— Пошли!
На огород бабы Явдохи пришли со стороны колхозного поля. Шагая по меже, Николай Яковлевич двумя руками показывал, как заходил на посадку самолет. Подошли к, окружающему виноградник, повалившемуся, давно не знающему мужских рук, плетню.
— Вот тут мы стояли. А утром провожающие на руках за хвост развернули самолет. Человек сорок, наверное, было, не меньше…
Из-за кустов винограда показался белый платок на голове бабы Явдохи, подвязывающей отросшие лозы.
— То це ти знов, Коля! Дэ ж твоя обицяна кукуруза?
Николай Яковлевич, перешагнув плетень, обнял и расцеловал, как тогда, в сорок четвертом, бабу Явдоху:
— Здрасти! Вуйно! Вот сыну показываю, где в войну садились.
— Скiльки рокiв минуло, Коля! Ты вжэ сивий зробився… А який був!..
Однажды, придя от дочерей, баба Явдоха обнаружила у стены стодолы, аккуратно сложенные, пять мешков. Подошла, пощупала:
— Дивись! Кукуруза! От вобеванець! От гарештант!
Летом сорок шестого в селе свирепствовал сыпняк. В семье Коваля первой заболела Кася. Коваль, вспомнив рассказы из детства, вычесал, появившиеся и у него вши, высыпал в стопку. Долив доверху самогоном, выпил. Люба и Франя от такого «лечения» отказались наотрез. За печкой в узкой кровати за высокой перегородкой хныкала самая младшая — трехлетняя Стаська, появившаяся на свет в конце марта сорок третьего. Через неделю тиф свалил с ног Любу. Здоровая Франя ухаживала за больными и трехлетней Стаськой. Неясно, помог ли Ковалю самогон со вшами или нет, но тифом он не заболел.
Люба, остриженная наголо, металась в жару, бредила, когда широко распахнулась дверь. В комнату с чемоданом в руке и вещмешком за спиной вошел демобилизованный солдат Коля Единак. На груди его сверкали орден Красной Звезды, медаль «За отвагу» и «За победу над Германией». Чуть поодаль к гимнастерке был привинчен значок «Гвардия».
По рассказам, Люба не осознавала его возвращение. Открыв чемодан, Коля развернул большой плоский пакет. В пакете была ослепительно белая, сверкающая высокой диадемой, длинная фата. Уложив за изголовьем саму фату, Коля бережно возложил на, остриженную под ноль, голову лежавшей Любы свадебную диадему. Двадцать лет Любе исполнилось девятого мая, ровно два месяца назад…
Осенью сорок шестого молодая семья переехала в Дондюшаны. В сорок седьмом родился первенец Валик, Валентин. В пятьдесят втором на свет появился младший — Толя. Коля работал в МТС (Машино-тракторная станция). Вначале работал кузнецом. Закончил открывшиеся курсы трактористов, слесарей и комбайнеров. Скоро стал лучшим в МТС мотористом. Под наставничеством высококлассного механика Щура изучил токарное дело. Подолгу задерживался в сварочном цеху. Освоил электро- и газосварку. На время болезни сварщика выполнял все сварочные работы.
Однажды в МТС из Цауля вернулся один из недавно прибывших тракторов ДТ-54 с одно-лемешным плугом для глубокой вспашки. Тракторист, работая неподалеку от лесного массива, зацепил огромным лемехом толстенный корень. Лемех — пополам. В то время это было ЧП довольно большого масштаба. Лемехов в запасных частях не было. Заказывать плуг целиком необходимо было через госснаб за год ранее.
Собрали целый консилиум. От главного инженера и механика до сварщика. Сварщик благоразумно отказался, мотивируя тем, что после сварочных работ лемех даст трещину рядом со швом при обычной нагрузке. Коля попросил:
— Разрешите мне попробовать. Хуже уже не будет.
Разрешили. Не снимая лемеха, Коля колдовал над ним с утра до поздней ночи. Сварил по линии разлома с усилением швов. С тыльной стороны наварил несколько косынок невиданной доселе формы. Потом в ход пошел ацетиленовый резак. В режиме нагрева отпустил всю зону сварки.
— Снять напряжение металла. — Объяснял он свои действия сварщику.
На второй день утром, сев за рычаги трактора, вместе с механиком выехали на испытания. Прошлись по прошлогодней вспашке, постепенно опуская лемех на полную глубину.
Достаточно! — сказал механик. — Запаса прочности хватит с лихвой.
Но Коле этого было мало. Выехав с массива, прошелся по нетронутой еще целине. Механик занервничал:
— Сломаем!
А Коля, углубляя борозду, пахал. В МТС вернулись победителями.
Я учился ещё в елизаветовской школе, когда проездом Николай Яковлевич зашел к нам в гости. Сидя за столиком в саду, беседовал с отцом. Мимо наших ворот, надсадно урча, проехал, где-то разгрузивший песок, огромный ЗИС. Возвращался с калыма. Грузовик уже скрылся за нашим домом. Внезапно Николай Яковлевич вскочил и, не говоря ни слова, побежал в огород. Отец недоуменно пожал плечами: