Реликт 0,999
Шрифт:
— Где Здравко? Он цел?
Дан кивнул, стараясь не смотреть в горящие глаза. Темпераментная арабка ненавидела вождя с той же страстью, как обожала мужа. Она объединяла группу женщин, выступающих против активных боевых действий общины. Каждая новая вдова становилась объектом настоящей вербовки и быстро начинала считать виновником смерти воина уже не врага, а вождя. Дан терпел демонстрации протеста и лишь единожды применил силу, приказав мужьям и сыновьям развести своих женщин по домам и запереть на время похода. Вот и сейчас — он молча выслушал проклятья в свой адрес, дождался, пока вдову не увели.
— Павший мог остаться в живых, — попытался продолжить разговор Ник.
Вождь не удостоил его ответа, спешился, оставил коня денщику и пошел домой, раздвигая толпу. На крыльце обернулся. Наверное, можно задержаться на площади, поискать слова, чтобы разъяснить селянам правильность его решений. Наверное. Но для этого следует быть не Даниилом Каменевым, а витией, свободным от других забот:
«Речи надо произносить хорошо или вовсе помалкивать, — подумал примитивист, желавший, но не успевший стать писателем, — и вообще, нелюбовь масс — обычный крест руководителя».
На этом он, не хотевший, но ставший вождём, отринул посторонние мысли, шагнул в горницу, где его ждала любящая и любимая жена.
Ник проводил Дана взглядом, покачал головой. Этот честный и добросовестный руководитель самой успешной земной общины шел неверным путем. К сожалению, паранорм провидел будущее достаточно отчетливо: «Не войной решаются проблемы, стоящие перед выжившим человечеством. Эх, Даниил Каменев, упрямый ты человек…»
— За неоправданное применение силы — игумену Назару Сидорову пять ударов ремнем. Сечёт мусульманин. Желающие есть?
Халиль охотно взял ремень в руку.
— За несдержанность в споре и провокационные слова хадже Ильгизу Нигматзянову — пять ударов… — Дан не успел закончить приговор, как Федор, вновь ставший монахом, поднялся со скамьи:
— Я, я!
Вручив второй ремень, вождь закончил:
— За невмешательство, нежелание разнять драчунов, Давид Гельман и Остап Непейвода приговариваются к двум ударам, — подсудимые ахнули, а мулла с игуменом воспряли духом. — Порете друг друга взаимно. Очередность по жребию. Не хитрите. Здравко, поставь воина надзирать. Если не в полную силу — пусть каждому добавит еще два, но уже сам.
— Несправедливо! — Униат с иудеем искренне удивились.
Дан пояснил, почему счел нужным наказать лидеров всех конфессий:
— Поговорка гласит, что языком хоть в… — пауза получилась крохотная, но дала понять, как звучит оригинальная версия, — хоть куда залезь, но рукам воли не давай. Совет по делам религий, какой пример вы показали? Если муслим, православный, католик и так далее, подерутся, даже по пьяной лавочке, будете пороты вместе с ними, уже на площади, а не кулуарно, как сейчас. Все пороты, уяснили?
Священники попытались возразить, но вождь повысил голос:
— Довольно! Я слушал, теперь ваша очередь! Остапу и Давиду повторю — не зрителем стоять надо, а разнимать. Коли разумом не понимаете, что в единстве сила, буду вкладывать через другое место…
Здравко оставил бойцов личной охраны контролировать ход экзекуции, сам вышел вслед за Даном. Глядя на далекую тучу, сулившую грозу, спросил того:
— Не боишься? Всех пастырей выпорол! А ведь за Назаром две трети общины… Ну как от церкви отлучит?
Дан усмехнулся, потрепал громадного войскового командира по плечу, едва дотянувшись:
— Разве мы с тобой не истинно верующие? Для меня, Здравко, Бог не в синагоге, не в храме, не на иконке. Он в душе. А точнее, он — всё. Всё на свете, каждая пылинка… так что я — самая настоящая часть Бога, как и ты, и этот столб…
Войсковой командир, помалу учившийся иронизировать, смеяться над собой, другими способами снижать пафос, поддел вождя:
— И Маргил? И бандиты, которых мы отбиваем?
Дан согласился:
— Верно. И они, никак иначе… Таков замысел Творца, а с кем же состязаться за право жить? Так вот, Назаров Бог — снаружи, вне. Нечто недостижимо-непостижимое. Для меня — я и есть бог, его несовершенное, но — отражение, как осколок голограммы. Ну, и кто ближе к божественной сущности?
Обомлевший серб смотрел на вождя, впитывая каждое слово.
— Скажешь, Дан — язычник? А христианство не исконно русская религия. Да и не важно, какова твоя вера, главное — есть она в тебе или нет её. Мне Церковь Единого Бога наиболее близка, — тут лицо Дана закаменело в недоброй гримасе, — так что ересь Маргила вдвойне омерзительна. А наши попы, ксендзы, муллы и равы — люди честные и порядочные. Они потому и слушаются меня, что я не сомневаюсь в своей правоте, не молю небеса ниспослать мне знак, — вождь усмехнулся каким-то своим мыслям. — Моя воля и есть божье изъявление. Вот так-то. Станешь вождем, Веру не теряй, но держись в стороне от религии. Она — опора слабым. А сильному может стать помехой…
— Уверенность в своей правоте ты считаешь мерой правоты?
Вождь одобрительно хмыкнул:
— Хорошо вопросы ставишь, поднаторел. Да, считаю. Если помыслы чисты, если мои цели совпадают с целями общины, если мне доверяют ею руководить, значит, не так часто я ошибаюсь. Ладно, иди. Меня агрономы ждут, говорят, нашли новый злак…
Здравко проводил его взглядом, отметил, как трое сопровождающих двинулись рядом, готовые в любой момент отразить нападение, прикрыть вождя щитом или собственным телом. Как Дан ни спорил, что своего населения бояться не следует, Совет общины разделил тревогу серба. Вождь подчинился решению, и мера себя оправдала. После недавнего разгрома банды Маргила многие бывшие сектанты и освобождённые рабы попросились в общину. Принимали таких на поселенских сходах, без особых проверок. Несколько новоприбывших оказались фанатиками, жаждущими отомстить за смерть идеолога Регрессии. Покушения не удались, пособники последних сектантов разбежались после казни заговорщиков, и вождь не нуждался в защите. Но Здравко сопровождение не отменял.
Войсковой командир вернулся в школьный зал, который сегодня использовался для судебного разбирательства. Вождь редко вмешивался в дела третейских судей, однако решение по делу о драке священнослужителей оказалось настолько предвзятым, что Дан не выдержал.
Экзекуция закончилась. Помирившиеся жрецы с жаром обсуждали, где и что строить. Словно ничего и не случилось.
«Интересно, как они завтра голосовать будут, за кого? Небось, Горлова поддержат, или Асанова, а то меня, лишь бы против…»