Реликт 0,999

Лифантьева Евгения Ивановна

«Если на обтекатель и борта не хватит, придётся заворачиваться самому… Вот невезуха!»

«Таранов» для ограждения — сколько душа желает. Все подступы к порту заставлены. Но прежде следовало на время припрятать птеран. И Дан направился к лесочку, замеченному неподалёку. Небольшая полянка скрыла машину от посторонних глаз. Каменев побежал через поле, засеянное неизвестной ему культурой. Метров пятьсот, не больше, отделяло его от брошенных летательных машин. Какая-то женщина брела в направлении леса, но такой выразительно бесцельной походкой, что примитивист пренебрёг беспокойством. Эта на птеран не покусится.

Несколько группок шумно пировали, сидя и лёжа на земле. По кругу ходили бутылки. В одном месте горел костёр из каких-то обломков и обрывков, а разнузданная парочка совокуплялась в коленно-локтевой позе. Дан постарался не привлекать внимания, поскольку чуть в стороне крупный парень ожесточённо пинал неподвижное тело.

Серый флайер показался подходящим. Взлетев, Дан направился к полянке. И растерялся, приземлившись. Неподалёку от птерана двое мужиков пытались изнасиловать женщину, которая кричала и отбивалась. Один из насильников распяливал жертве руки и пробивался к вожделенному месту, второй душил её.

Даниил колебался. Ему не хотелось вмешиваться в чужие отношения. Конечно, женщина сама виновата — не теряй бдительность! Может, она даже подруга какого-то из парней, почему нет? Однако насилие остаётся насилием. Позволив негодяям завершить его, не сделает ли Дан подлость? Тем более что подготовить машины к таранному удару в присутствии столь энергичных соседей ему, скорей всего, не удастся.

— Эй, подонки, а ну прекратите!

Мужики отреагировали быстро. Который уже пристраивался меж бессильно раскинутых ног женщины, вскочил первым, поддёрнул спущенные брюки. Второй отпустил полузадушенную жертву немногим позже. Оба смотрелись внушительней сухощавого примитивиста, вероятно, специально наращивали мышцы. Остановить их кулаками, без специальных приёмов драки казалось проблематичным. Пришлось выдернуть из-за спины компакт-ружьё.

8

В раннем детстве, сломав палец в падении с качелей, Лада потеряла сознание от непереносимой волны страдания. И всё, на этом состязание с болью завершилось. Конечно, можно было поднять болевой порог — постоянно колоть себя, бить током, скажем. Но зачем? Этим даже мазохисты не занимаются. Будучи смышлёной девочкой, Лада приноровилась воровать обезболивающие у медицинских автоматов, а став старше, постоянно носила с собой инъектор с набором анестетиков.

Сейчас, осознав обречённость, она не собиралась погибать в мучениях, в судорогах вместе с планетой:

«Нет, не хочу гореть в магме распоротой Земли! И задыхаться на уцелевших обломках — ни за что! Никто не сказал, когда наступит роковой миг, но он неизбежен, а потому — незачем тянуть. Дойду до леса, введу обезболивающие, и всё… Трупу на ветке уже не будет страшно и больно…»

Так Лада и поступила. Правда, инъектор отказался вводить все лекарства, блокировка передоза сработала. Зато ремень сумочки не подвёл. Пригодился и птеран, брошенный на краю полянки, — с него Лада сделала последний шаг. Шею сдавило, позвонки хрустнули, в глазах потемнело, но сознание не пропало, как ни странно. Она попыталась вдохнуть и вдруг упала на траву. Пришлось открыть глаза, чтобы понять, почему и что пошло не так?

Над ней склонилось мужское лицо, в уши проник вопрос:

— Дура, что ли? А симпатичная, глянь, Амир.

Ещё лицо возникло вверху, заслонив часть неба и отравив воздух сивушным перегаром:

— Некрофилия не мой жанр, а живую да тёпленькую я с удовольствием напялю, — и грудь ощутила рывок.

Лада не сразу поняла, что собрался делать мужчина, но колено, недвусмысленно внедрившееся между ног, пробудило защитный рефлекс. Она завизжала, брыкнула, отбросила тяжёлое тело в сторону. Это не помогло, мужики объединили усилия и стали одолевать. Пьяному удалось порвать её трусики, а второй вжимал Ладу в землю, налегая всем весом на шею. Руки и ноги обессилели, тьма с пронзительным ми-минором заволакивала мир…

Но внезапно стало легче.

«Уже умерла? Или нет? Нет вроде…»

Лада сделала вдох, второй… Звон утишился, угас… Темнота истаяла, спала с глаз. На фоне листвы проступили силуэты — двое наступали на третьего, стоящего выше их. Зрение сфокусировалось, стало понятно — тот в кабине флайера. Кажется, все трое говорили, однако Лада не понимала о чём. Затем наступавшие повалились наземь, а сухощавый третий подошёл, склонился, протянул руку к шее…

Ужас вернулся звоном и темнотой. Она только успела рассмотреть, что этот тип — белый и произносит нечто непонятное:

— Каквысебячувствуете…

Дышать стало легче, темнота отступила, перед глазами мелькнула змейка, отлетела в сторону… Лада поняла — ремешок, который выдержал вес, не помог уйти из жизни. Сил хватило оттолкнуться от земли, сесть. Уник, который должен выглядеть платьем, пришёл в негодность — насильники постарались. Груди торчали наружу, без поддержки и прикрытия. В другое время Лада бы не постеснялась наготы (что естественно, то не безобразно), но перед этим человеком растерялась и прикрылась руками.

— Вам плохо?

Когда слова стали понятны, кивок получился. Избавитель помог подняться, довёл к птерану, усадил. Достал чемоданы и сумку, предложил поискать самой. Лада схватила первую женскую одежду, что попала в руки, попросила отвернуться, переоделась. Окружающий мир воспринимался странно, неправильно. Краски и звуки несколько потускнели, тело вело себя, как включённое на замедление — с трудом, неохотно выполняя приказы головы.

— Всё в порядке? Нигде не болит? Они вас били… Да что с вами?

И тут Лада вспомнила.

— Я под обезболиванием. Ничего не чувствую. Господи, дура-то какая! Повеситься же хотела! А они сняли…

Бурный поток слов о причине самоубийства, об Аркадии, о грядущей боли, о несложившейся и уже законченной жизни — извергался, избавлял Ладу от тайны, лишал стыда, ненужного на этой Земле. Спаситель послушал некоторое время, кивнул, занялся делом. Сторонний наблюдатель мог бы удивиться странной картине, где женщина рыдала и адресовала рассказ неизвестно кому. Вряд ли мужчине, который деловито закрывал стёкла птерана блестящей фольгой. А двое других, что лежали неподалёку, любопытства не проявляли — парализующие заряды на крупных зверей действовали шесть часов.