Реликт
Шрифт:
— С этого момента закончилась история мальчика-сироты, и началась история убийцы, — добавил Келд.
— Каким опытам он вас подвергал? Чему учил? Много ли было неудачных опытов?
— Что значит неудачных?
— Он ведь применял неопробованные лекарства, так? Или проводил такие опыты раньше? Кто-нибудь после этого умер? Заболел? Сколько из вас дожило до конца испытания?
— Нет, никто из нас не погиб, а свои зелья он изобретал уже в процессе нашего обучения, исходя из того, каким именно изменениям он собирался нас подвергнуть.
— Но откуда тогда он мог знать,
— А как у вас изобретают препараты?
— Ну, есть некая болезнь, которую следует лечить. Придумывают препарат, который, вроде бы, должен помогать. Потом набирают добровольцев из больных. Тысяча человек получает препарат, а ещё тысяча получает под видом препарата пустышку. Потом считают, сколько человек выздоровело. Если среди исцелившихся тех, кто принимал препарат намного больше, значит, он действует.
— Способ, безусловно, хороший, но у нас алхимики поступают не так. По крайней мере, те, что существовали тогда. Они получали вещества, каждое из которых имело определённое влияние на человека. Потом их смешивали в нужной пропорции, после чего выдавали нужное зельё. Испытания тоже проводили, но не на тысяче, а на одном-двух.
— И? Удачно?
— Синерукий Самуэль, которого мы называли отцом, говорил, что у него девять из десяти реакций дают нужные препараты, десятая даёт, как правило, негодный препарат, он не действует, но отравить человека им невозможно.
— И это делали люди, не имеющие представления о химическом анализе?
— Я понимаю, что такое химический анализ, даже могу вспомнить слово атом, но это только благодаря тому, что имею соответствующий словарный запас. Мой создатель точно этого не знал.
— Хорошо, продолжайте, как проходило обучение? Какие препараты давались? Отчего у вас разные глаза?
Синерукий Самуэль их не обижал, а его старая служанка Сера старалась заменить им матерей. Они хорошо питались, денег у алхимика было не просто много, а очень много, хотя жил он более, чем скромно. Единственное, что портило жизнь — это учёба. Он старался сделать их развитыми во всех отношениях. Заставлял учить грамоту, потом читать, они прочитывали уйму книг, посвящая этому занятию всё свободное время. А ещё были спортивные тренировки, развивавшие силу и скорость реакции. Были тренировки на наблюдательность и умение прятаться. Учёба занимала всё их время, оставляя его только на еду и сон. При этом ни у кого не возникло даже мысли о бегстве или неподчинении. Взгляда старика хватало, чтобы мальчик немедленно бежал выполнять приказ, он всегда опирался на палку при ходьбе (хотя ноги у него были здоровы), эту палку он мог использовать для наказания нерадивых учеников, но так никогда и не пустил её в ход.
Но главным испытанием были мутации. Раз в месяц или около того они все получали зелье, которое следовало выпить, а потом ещё зелье, для закрепления эффекта первого. В большинстве случаев вместе с зельем, изменяющим тело, давалось снотворное, поскольку изменение это сопровождается сильнейшими болями и жаром, так что испытуемый мог умереть от шока или сойти с ума. Но после того, как наркотик отпускал, они ещё
А через несколько дней (и чем дальше, тем быстрее) эти страшные симптомы проходили, уступая место необыкновенной бодрости. И каждый раз отмечались изменения. На тренировке выяснялось, к примеру, что такой вес ученик может поднять двадцать раз, хотя до приёма мутагена поднимал только три раза. Они начинали быстрее бегать, выше прыгать, крушить кулаками кирпичи, не ломая при этом себе кости. Чуть позже добавились усовершенствования органов чувств, острый нюх, зрение, способное различать самые мелкие детали, мозг, способный всю получаемую информацию обработать.
Когда Келду было двенадцать лет, в дом алхимика прибыл новый человек. Выглядел он страшно, был весь покрыт шрамами, а правый глаз у него не открывался. Он начал учить их боевым искусствам. При этом он мало внимания уделял фехтованию, работе с копьём и прочим военным наукам, зато учил убивать быстро, эффективно и незаметно. Каждый раз он повторял, что убийца, который вступит в честный бой с жертвой — это плохой убийца. Убивать следовало так, чтобы жертва не успела даже схватить рукоять меча, а тем более обнажить клинок.
Потом другой учитель преподавал стрельбу из лука, но тут уже и сам Самуэль принимал активное участие, нужно было не просто пускать стрелы, нужно было использовать для этого полученные навыки и мутации. В результате все они стали опытными лучниками за пару лет, тогда как обычные люди тратят на это десять.
Самуэль учил их и составлению ядов, сначала простых, а потом всё более сложных. Он ещё говорил потом, что их мастерство в деле алхимии позволяет работать лекарями. Он же преподавал им анатомию, рассказывал, как устроено тело и даже показывал, заставив присутствовать при вскрытии трупа. Знания эти помогали убивать ещё эффективнее.
Своего первого Келд убил в тринадцать лет. Это был богатый господин, глава торговой гильдии, занимавшейся торговлей вином. Он чем-то не угодил неведомым могущественным людям, а те, в свою очередь, обратились за помощью к Самуэлю. Никаких хитростей он тогда не придумал, просто перелез через каменный забор в два человеческих роста, нашёл спальню торговца, а потом ему спящему перерезал горло. Сделал он это так ловко, что две молоденьких наложницы, спавших рядом с хозяином, даже не проснулись.
Потом были новые задания, со временем сыновья Самуэля стали принимать заказы уже самостоятельно, постепенно отдаляясь от создателя. Они бы покинули его насовсем, но…
— Тот препарат, что мы нашли в ваших вещах? — уточнил Колесов.
— Именно, без него мне конец. Одного приёма хватает на пару месяцев, иногда больше.
— Сейчас я отправил его на анализ, надеюсь, наши химики справятся с рецептом.
— Если они смогут это сделать, то у нашего сотрудничества есть будущее. Мне нравится ваш мир, я готов тут поселиться, только поводок мешал, надеюсь, вы меня от него избавите.