Реликтовая популяция. Книга 1
Шрифт:
Свим с возрастающим уважением и подозрением одновременно посмотрел на Харана. Самому ему и в голову не пришло думать о таком: об арбалетных струнах, гнилые они или нет, о растяпах тескомовцах, не предусмотревших разрыва струны…
И опять же напоминание о музее.
Свим о его существовании узнал только позавчера, а врач о нём уже слышал, а может быть, и побывал там и воочию видел это удивительное стрелковое оружие – агреты, упоминаемые в давних сказках и легендах. В них славные герои могли в совершенстве владеть любым видом агрета, натягивать тетиву и пускать стрелы с высокой точностью в цель, отстоящей от них, якобы, на свидж и дальше. С таким же проворством они умели уворачиваться от летящей стрелы врага или заслоняться от неё особым приспособлением – щитом.
У Свима поплыло перед глазами, он ощутил себя маленьким, внимательно слушающим сказительницу. Она произносила странные слова: агреты, стрелы, щиты… Они волновали сердце и возбуждали воображение. В них громадные люди, а они якобы все были не меньше двух берметов роста, бросали друг в друга стрелы и лихо уклонялись от них, смеясь противнику в лицо…
Свим тряхнул головой, выбивая из себя наваждение.
Всё-таки неординарность человека, напросившегося в его команду, бросалась в глаза. Не будь сейчас перед ними тескомовцев, Свим задал бы ему немало вопросов, в том числе и каверзных, чтобы выяснить до конца его тайну.
Выход из строя арбалета взбодрил южан. Они потеряли больше воинов, чем северяне, но у последних что-то не заладилось после нового соприкосновения с противником. По всему, неудача с арбалетом повлияла на их боевой дух, они слишком сгрудились и дали возможность южанам взять себя в полукольцо. Стеснившись, бойцы Мерсьека стали мешать сами себе, а у их противника появилось больше свободы для передвижения и использования всего многообразия приёмов ведения боя, которым они владели в совершенстве.
Вскоре группы разбились на кучки ожесточенно сражающихся людей. Сразу стало неясно, кто из них пришёл с юга, кто с севера – все перемешались, и только они одни знали на кого нападать и от кого защищаться.
– У них, наверное, убиты кринейторы, – сделал предположение Свим. Он не стал обращаться за поддержкой своего мнения к Харану, а позвал хопса: – К”ньюша, приглядись!
К”ньец привстал, уши его слегка прижались к голове, он застыл на месте и как будто даже перестал дышать.
– Трудно разобраться, – вдохнув, сообщил он. – Уж слишком они там озлоблены и увлечены…
– Они просто соскучились, – с иронией в голосе проговорил Харан. – Давно, наверное, не упражнялись с оружием. У них в школах, в хирисах, каждый день прауз по десять идут занятия. А в таких вот поисках дело до мечей редко доходит, вот они и рады стараться.
– А ты откуда знаешь, как у них в школах занимаются? – не стерпел Свим.
В конце концов, о школах тескомовцев столько слухов, что говорить о порядках в них – самого себя не уважать.
– Ха, на собственной шкуре испытал дикий режим хириса. Я в одной из школ, в столичной, два года занимался.
Всё это Харан сказал просто, мимоходом, словно речь шла о чём-то незначительном.
– Та-ак! – Свим машинально подергал волоски щетины на скулах. – Что-то я тебя не пойму, Харан. Ты и личный врач правителя бандеки, и, как теперь оказалось, и тескомовец, ты и… Кто ты ещё?
Харан недобро усмехнулся, глаза его стали холодными. Свим поёжился от их проницательного взгляда и запоздало подумал, что не следовало его спрашивать так напрямую, а сделать это мягче, либо разговорить его самого.
– Я личный телохранитель Гелины Гонаты Гаманрак, если вам говорит что-нибудь это имя, – не опуская глаз, медленно, дабы это все слышали и вняли сказанному, проговорил Харан.
Неизвестно что ожидал услышать Свим на свой провокационный вопрос, но ответ Харана застал его врасплох. Он почувствовал, как кровь приливает к лицу, и он краснеет, как начинают вылезать от удивления глаза, а под ложечкой напряглось – словно кто-то связал живот и спину и потянул за узелок.
Кто не слышал о приёмной дочери правителя бандеки, о красавице Гелине, о девушке, ставшей притчей во языцех, когда из-за неё в среде тескомовцев и дурбов начались и набирали силу скандальные поединки? Её недоступность для мужчин стала поговоркой, хотя мало кто мог похвалиться, что видел её хотя бы мельком.
Она превратилась в легенду для жителей Сампатании, подобно давно ушедшим из жизни таким же легендарным личностям, хотя, как говорили, она была ещё молода…
А тут, рядом с ним, – её личный телохранитель!!
Свим не видел Клоуды, но слышал её приглушённый не то восторженный, не то испуганный вскрик.
– Значит, знаете, – спокойно сделал вывод Харан и закусил верхнюю губу. Так же спокойно он продолжил: – Я же обещал всё рассказать. Но у нас нет спокойного времени для этого. Рассказывать хорошо, когда ничто не довлеет, и можно не торопясь задавать вопросы и обстоятельно на них отвечать.
– О семье Гаманрак мы слышали. Всякое говорят. И о Гелине… Сколько же ей лет? О ней так давно ходит столько кривотолков, что мне она представляется старухой лет под двести.
Харан с удивлением уставился на Свима.
– Однако! Не так уж и давно о ней говорят, – возразил он. Потом внезапно скис и едва слышно добавил: – Ей всего тридцать один. Было, когда я… – Он неожиданно согнулся в плечах и прикрыл лицо ладонями. – Где-то она сейчас? Гонимая или… – Голос Харана был глухим, и в нём сквозила такая тоска, что Свим с беспокойством переглянулся с Клоудой.
– Так ты её, – Клоуда передохнула, прежде чем продолжить: – любил?
Харан отнял руки, лицо его исказилось от злой усмешки.
– Любил ли… Любил и, главное, был любим! Но я же Хирра, а она Гаманрак! По приёмному отцу – Гамарнак, а по родному – Гуверний… Что я, по сравнению с ними? Мое имя в самом конце, а её – в начале. Кто может позволить мне любить канилу? Гиту? Кто?!
Свим и Клоуда понимающе кивнули.
Да и как не понять, если знатность человека и его сословие зависит строго от того, насколько буква, с которой начинаются его имя и фамилия, что одно и то же – нэм, ближе к началу алфавита.