Реликвия
Шрифт:
Юрий Яковлевич Яковлев
РЕЛИКВИЯ
ПЕРВЫЕ ОТКРЫТИЯ
На исходе прозрачного апрельского дня к бабе Настасье пожаловали незваные гости. Подталкивая друг друга и спотыкаясь о высокий порожек, в дом вошли ребята.
– Здрасте!
Гости смотрели на хозяйку, а хозяйка смотрела на влажные штемпеля, которые гости наставили на чистых половицах, и недовольно прикидывала, что после ухода честной компании придется браться за тряпку. Баба Настасья поджала губы и спросила:
–
Стоявший впереди других скуластый парнишка в высоких сапогах - он больше всех наследил, паршивец!
– тут же отозвался:
– Реликвии есть?
Баба Настасья непонимающе уставилась на него и спросила:
– Старые газеты, что ли?
– Старые газеты - это макулатура, - тут же пояснил соседский мальчик Леня.
– А нам нужны реликвии войны.
– Может быть, у вас есть штык или немецкая каска?
– спросила стоявшая в дверях конопатенькая девочка в платке, соскользнувшем на плечи.
– Нет у меня немецкой каски. И штыка нет, - призналась баба Настасья.
– Она не воевала, - пояснил соседский мальчик Леня, который на правах соседа выступал как бы в роли посредника.
– У нее муж воевал.
– Может быть, красноармейская книжка, пробитая пулей, хранится? спросил скуластый мальчик; судя по всему, он был в этой компании старшим.
– Или пилотка со звездочкой?
– сказала конопатенькая.
Баба Настасья покачала головой.
– Плохо, - сказал старший.
– Плохо, - подтвердил соседский Леня.
Ребята переглянулись, засопели, затоптались на месте, не зная, уходить или еще что-нибудь спросить. И тут девочка сказала:
– Фото тоже годится.
– Годится!
– обрадованно подхватил Леня: ему, видимо, очень хотелось, чтобы у его соседки бабы Настасьи нашлась хоть какаянибудь реликвия, пусть фото. И он, не дожидаясь ответа, посоветовал: - Баба Настасья, поищите за образами.
– Нет у меня образов.
Что за неудачная бабка! И образов у нее нет.
– Когда нет образов - прячут за зеркалом!
– не отступал Леня.
– Зеркало у вас есть?
– Зеркало есть.
– Баба Настасья исподлобья посмотрела на ребятишек. Ходите тут без дела, полы пачкаете!..
– Мы не без дела, - обиженно пробурчал старший, косясь на свои высокие грязные сапоги, - мы собираем музей войны.
– Великой Отечественной войны, - уточнил соседский Леня.
Такой поворот дела озадачил бабу Настасью. Она поднялась со скамейки и оказалась очень крупной, широкой в кости, только спина ее не до конца разгибалась, застыла в каком-то вечном поклоне.
– Есть у меня письмо с фронта. От мужа моего, Петра Васильевича, сказала она неуверенно, наугад. Само как-то сказалось.
– Годится?
– Что же он не прислал фото?
– с тихим упреком отозвалась конопатенькая.
Баба Настасья не расслышала ее слов. Шаркая ногами, подошла к комоду, стала искать письмо за зеркалом. И вскоре ребята увидели в ее руках какой-то бумажный треугольник. Старший протянул руку, баба Настасья исподлобья посмотрела на него и нехотя отдала письмо.
Он покрутил странное письмо в руках и спросил:
– А где конверт с марочкой? Потерян?
– Ничего я не теряла! Разве тогда были конверты и марочки?
Треугольник, полевая почта, печать. Вот и все дела.
– Не было тогда конвертов и марочек, - принял сторону бабы Настасьи соседский Леня.
Но остальные отнеслись к словам старухи с недоверием: потеряла, старая, а теперь выдумывает. Они были убеждены, что раз есть письмо, то был конверт и была марка. Опять наступило неловкое молчание.
И опять конопатенькая спросила:
– Муж был героем войны?
Бабе Настасье надоело любопытство гостей. Она заволновалась, вспыхнула. Сердитой скороговоркой произнесла:
– Никаким он не был героем. Давайте сюда письмо!
– Подождите, баба Настасья, - примирительно сказал Леня.
– Надо ведь почитать письмо!
– Надо почитать, - поддержали его остальные, и вся честная компания направилась к окну, где было светлее.
Письмо было коротким и простым. Вот что писал муж бабы Настасьи с фронта:
– "Здравствуй, жена моя Настасья! С приветом к тебе твой муж Петр. Я покуда жив и здоров, чего и тебе желаю. Живу я неплохо.
Курево выдают своевременно. Но вместо махорки - табак филичевый, безвкусный. Куришь, куришь - никак не накуришься. Разве что дым идет. Я второпях потерял запасную пару портянок. Повесил сушить, а по тревоге снялись - забыл сунуть в вещмешок. Теперь маюсь. На ночь постираю единственную пару, к утру они не успевают высохнуть. Приходится надевать сырые. Ноги преют.
Мы сейчас больше копаем, чем стреляем. Копаешь, а от окопа пашней пахнет. И от этого родного запаха щемит сердце. А сколько еще провоюем не знаю.
Кланяйся дедусе Ивану, всем родным и соседям.
С фронтовым приветом, твой муж Петр".
Когда кончили чтение письма, конопатенькая покачала головой:
– Нет, это не реликвия.
– Понимаете, баба Настасья, не реликвия, - с сожалением сказал старший.
– Все про табак, про портянки. А клятвы нет.
– Какой клятвы?
– глухо спросила баба Настасья.
– "Умрем, но не отступим!" - как по писаному сказал старший.
Баба Настасья изумленно посмотрела на ребят.