Шрифт:
Я поселился в восьми минутах ходьбы от пригородной станции Детское Село восьми же лет от роду в 1972 году и с тех пор почти каждый день пользовался услугами железнодорожного транспорта, с малых лет проявляя внимательность и осторожность, находясь на территории железной дороги (что весьма редко в детском и подростковом возрасте). Начиная с 1983 года, в то время, любя грубую физическую работу, я регулярно находил время для железнодорожного труда. Мне довелось строить мосты через таёжные речки и ручьи,
В 1995 году железнодорожное полотно моей жизни совершило поворот и привело меня в далёкий горный край. И здесь живут люди, и сюда идут поезда. Пусть платформы здесь не так высоки, пусть вагоны выкрашены иначе, и даже межрэльсовый промежуток не столь широк, но запах креозота не меняется, уверенно блестят рэльсы, всё так же полосаты шлагбаумы, а люди всё так же невнимательны и неосторожны. С двух сторон света бесстрастно взирают на их возню величественные горы — с севера серьёзные и древние Юрские, с юга — наглые, молодые Альпы. И повсюду пролегли рэльсы. Срубив немало деревьев, я, однако же и насажал их изрядно в разных частях Планэты, от Курил до Караибов. В 1997 году появился на свет мой сын, а следующей весной была завершена (надеюсь, что навсегда) эта некрупная книга. Счастливого пути.
А. А. Ливер. Царское Село
Часть первая
Приятно ехать у окошка по ходу поезда в электропоезде ли, в пассажирском ли поезде. Хорошо думается под перестук колес и щелканье щебня между шпалами. Силуэты семафоров и неведомых конструкций встречают и провожают поезд, оставаясь на месте. В памяти всплывают железнодорожные истории.
Был обычный летний день. Витя возвращался знакомой лесной тропинкой с рыбалки. Он и пацанята из соседнего населенного пункта удили в тот раз на дальней речке. Старшая сестра Вера сначала не хотела его отпускать, но Витя так ее уговаривал, что она не выдержала и разрешила:
— Ты только пораньше вернись, чтобы мать не узнала.
И вот с небогатым уловом и нехитрыми снастями Витя приближался к дому. Обратно идти было тяжелее — ведь он устал, целый день ничего не ел, да и путь неблизкий. Из-за березовой рощицы послышался гудок тепловоза, а затем донесся шум приближающегося поезда.
— Успею, — подумал Витя. — Это товарняк, он медленно едет. А то потом ждать пока проедет!
Витя пустился бежать. Подбегая к насыпи; он еще раз глянул в сторону поезда. Тот, казалось, был не очень близко. И Витя стал карабкаться на насыпь. Рыболовные снасти мешали ему, ноги плохо слушались. И вот, наконец рельсы. А тут и шнурок развязался.
Витя не заметил этого и, споткнувшись, упал. Раздался оглушительный гудок.
— Нет, не может быть. Это мне снится. Не может, чтобы так вдруг раз — и все. Это с другими бывает, но со мной не может, — эти мысли вихрем пронеслись в голове оцепеневшего мальчика, а затем острая боль пронзила его позвоночник. Удар был так силен, что Витю со снастями отбросило на десяток метров, как щепку.
Мальчик остался жив. Умелые руки врачей спасли ему жизнь, но не смогли вернуть подвижность его конечностям. Остаток жизни он был прикован к постели и являлся обузой для родных и близких.
Этот летний вечер ничем не отличался от других. К пацанятам, игравшим у железнодорожной насыпи, подошел немолодой мужчина в сильноплюсовых очках. Хитро сощурившись, стад он наблюдать за нехитрой забавой — пацанята раскладывали на рэльсах пятачки, гвозди и копейки, а проходившие поезда плющили их.
— Это что, — начал мужчина, — вот мы играли, так это была здоровская игра. Она развивает ловкость и отвагу. Играть в нее могут только сильные и смелые люди. Но вы, я вижу, тут все такие. Ну, слушайте же.
Пацанята сделали, однако, вид, что им не очень-то и интересно.
— Когда товарняк идет на тихом ходу, надо успеть положить пятачок на рельсы в промежутке между колесными парами, — с огнем в глазах начал мужчина. Технический термин поднял авторитет немолодого повествователя в глазах слушателей. — Как только пятачок будет переехан, нужно быстрым и ловким движением снять его с рэльсы и успеть положить следующий. Вагонное колесо может сбросить монету на насыпь или в междурэльсовый промежуток. Тут уж надо изловчиться и выхватить ее оттуда. Не надо только бояться.
— А че, никто и не боится, — забубнили пацанята.
— Знайте же, — зловеще поднял палец знаток железнодорожных игр, — теперь, кто сдает сто расплющенных пятачков, тому платят десять рублей.
Вот когда загорелись глаза пацанят, и они поняли, что есть на свете настоящие, серьезные дела.
— Хотя вам, пожалуй, слабо, — вдруг развязно закончил потрепанный жизнью рассказчик. И добавил, зевнув: — Ну мне пора.
В городе, о котором пойдет речь, только и было развлечений, что остров на реке, железнодорожная насыпь и стрелка на развилке путей. Два первых развлечения были давно известны Владику, а вот третье окутывала завеса неизвестности и запретности. Вот и тогда, идя, домой, он и не думал к ней подходить, хотя знал — стрелка близко. Почему-то Владик замедлил шаг, потоптался и нерешительно двинулся туда. Подойдя, долго завороженно разглядывал творение инженерного гения, и вдруг, словно кто-то шепнул: «Сунь руку!»
Плохо понимая, зачем он это делает, Владик с трепетом опустил кисть правой руки в темно-стальную впадину. «Чего бояться? Она сейчас и не сработает вовсе.» Успокоившись немного, юный экспериментатор сильно себя зауважал за такую храбрость. Сладкий ужас был позади, и он вынул руку из опасного чрева стрелки. Вдали раздался гудок. «Кременчугский», — подумал Владик. И тут, щелкнув по-волчьи, стрелка автоматически перевелась. Пытливый мозг сразу отметил две вещи:
1. Рука была убрана вовремя.
2. Стрелка сработала по расписанию Кременчугского.
И в голове Владика молниеносно сложился план. Дело в том, что один большой мальчик, имени которого он не знал, бил его и отнимал монеты. Владик решил разделаться с обидчиком. Он сыграл на том, на чем надо, заявив большому мальчику, что тому слабо сделать то, чего Владику не слабо. Верно было выбрано и время возмездия — не причинив вреда молодому мстителю, стрелка пленила великовозрастного гордеца, отозвавшись на призыв кременчугского посланца.