Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969
Шрифт:
Столярный цех с забором и вышками сохранился до конца пятидесятых годов, хотя сама зона, в 1949 году сменившая статус и ставшая «лагерем осужденных военных преступников», просуществовала в Асбесте до 1956 года. Пленные работали с первого дня появления в лагерях. Кто на лесозаготовках, кто в карьере, кто на стройках. На работу их водили строем под конвоем с собаками. Но после окончания войны некоторые были расконвоированы и свободно ходили по городу.
Во дворе дома Морозовых в сарае летом жили несколько пленных, которые работали на строительстве дворца культуры. Рая рассказала мне, как один из пленных подарил ей куклу, которую сам вырезал из дерева. Ей тогда было около шести лет. Поговаривали,
Через год после окончания войны начали освобождать первых пленных, массовой же репатриация стала в 1949 году. К концу этого года остались лишь те, кто был привлечён к уголовной ответственности за военные преступления или кто был осуждён за преступления, совершённые уже в плену. Всего на территории Асбеста и ближайших окрестностей побывало более десяти тысяч военнопленных, последние из которых были репатриированы в 1956 году [44] .
Помню, когда я приехал в Свердловск на вступительные экзамены в школу машинистов, я видел их, прогуливавшихся по привокзальной площади. Одеты и обуты они были в нечто среднее между военной и гражданской формой. Наверное, такая одежда полагалась всем бывшим европейским военнопленным. Одежда была чистой, выглядела опрятной и новой.
44
Некоторые сведения почерпнуты из книги А. Л. Копырина «Асбест. Куделька. Копи» и доклада Ю. М. Сухарева «Военнопленные Второй мировой войны в Рефтинском крае» на девятой Уральской родоведческой научно-практической конференции (Прим. ред.)
Ну а теперь о том, что же всё-таки мы приобрели. Наша комната была на первом этаже, окно находилось в двух метрах над землёй. Комната была почти квадратная, четыре с половиной на пять метров. У одной стены находилась кирпичная отштукатуренная печка высотою до самого потолка. В печке имелась ниша, в которой была установлена плита с конфорками. На плите можно было готовить, подогревать обеды или греть воду.
Кое-где на стенах обвалилась штукатурка. Мы самостоятельно произвели небольшой ремонт. У печки почти вывалилась чугунная дверка с рамкой. Тут мы пригласили печника. Он осмотрел фронт работ и спросил:
– Нет ли у вас мастерка? – Мы оба даже не знали, что это такое. Печник был очень удивлён и пробурчал: – Надо же, не знают, что такое мастерок! Вы что, с Луны свалились?
– Нет, мы с Марса, – нашёлся я.
– Так на Марсе тоже нет мастерков? – не унимался он.
– К сожалению, нет.
– Ладно, сделаю руками, без инструментов, – вздохнул печник. А о том, что такое мастерок, он так и не рассказал. Его ручная работа оказалась сделанной на совесть, во всяком случае, пока мы там жили, дверца держалась надёжно.
На дверь мы поставили новый накладной замок. Первые дрова для печи я привёз из карьера. Это были шпалы, находившиеся раньше под рельсами узкоколейки. Они были короткими и под обычную колею не годились, поэтому их просто сваливали в кучи. Я приметил это и договорился с водителем небольшого грузовичка помочь мне доставить эти шпалы. Он мне даже грузить помогал, правда, обошлась мне его помощь в три рубля – за бутылочку. Дрова были сухими, горели хорошо, но пилить их было трудно, пила «страдала», так как щебень и мелкая галька частенько попадали под зубья.
Первой нашей общесемейной покупкой стал шифоньер. Он был полностью изготовлен из дерева, разборный. На вид громоздкий, но зато вместительный и удобный. Раино приданое вместилось на полочки шифоньера, и комод мы вернули Анне Николаевне.
Печь мы топили раз в сутки, тепла нам хватало. Пищу готовили или подогревали обычно на электроплите. Воду брали из колонки недалеко от нашего дома, а мыться ходили в общественную баню. Туалет располагался на улице за соседним домом. Во всяком случае, такая жизнь нас на первое время устраивала.
Глава 126. СЛУЧАЙНЫЕ ВСТРЕЧИ И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯ
Осенью 1958 года (в первый год моего проживания в Асбесте) я встретил молодую женщину – Юлию, подругу Бориса Черепанова [45] , которая вместе с Борей провожала меня в 1951 году в Советскую армию. Мы были рады увидеть друг друга, но я заметил в её глазах печаль и грусть. Я понял, что в её жизни случилось какое-то несчастье.
– Если можешь, расскажи немного о себе, – попросил я.
45
О нём я рассказывал в главах 28, 31, 33, 36. (Прим. авт.)
– Да нет никакого секрета, могу рассказать, – вздохнув, ответила она, и начала свою историю: – После того, как мы тебя проводили, Борю тоже вскоре взяли в армию. Я пообещала ждать его. Все три года мы переписывались, и когда он отслужил и демобилизовался, мы с ним сразу и поженились. Решили уехать из деревни в город. Выбрали Асбест, потому что тут жили наши знакомые. Боря в армии служил в автороте, был водителем, ну и на гражданке устроился шофёром. Ему дали старую грузовую машину, она часто ломалась. Он ремонтировал её самостоятельно – где произойдёт поломка, там останавливался и чинил. Иногда под машину залезал и лежал на земле, пока не отремонтирует. Не просил, чтобы ему кто-то помог, всё стремился сделать сам. Здоровьем его бог не обидел, он считал, что оберегаться от болезней – это не для него.
Осенью пятьдесят пятого он поехал утром в рейс. В дороге у машины буквально развалился кардан. Запчастей он возил с собой много и как обычно решил отремонтировать автомобиль сам. Ночью был заморозок, но с рассветом солнце пригрело, стало теплее. Боря взял инструмент, запчасти и как был – в рабочей спецовке – полез под машину. Земля ещё не отогрелась, он чувствовал спиной её холод, но продолжал работать. «Подумаешь, – решил он, – немного знобит спину, зимой иногда и холоднее бывает». От напряжённой работы он даже вспотел. Ремонт занял больше часа. Смену он доработал до конца, а домой пришёл сильно уставший, чего с ним раньше никогда не было. Утром у него поднялась высокая температура и ему стало трудно дышать. Его положили в больницу, где диагностировали двустороннее воспаление лёгких.
Болезнь вызвала осложнения. Через некоторое время он уже не мог встать. У него отнялась спина и ноги. До сих пор он может передвигаться только в инвалидной коляске, я его катаю в ней ежедневно. Местные врачи разводят руки и говорят, что не знают, как его вылечить.
Тут Юлия заплакала. Я попытался её успокоить, но она зарыдала ещё сильнее. Прохожие уже начали на нас коситься (разговор происходил на довольно многолюдной улице Уральской).
– Юля, ты больше ничего не рассказывай, а лишь скажи, где сейчас Боря, в какой больнице лежит, как с ним увидеться?