Рэмбо 3
Шрифт:
— Он для меня как отец.
Мосаад помолчал несколько секунд.
— Ты хранишь верность, как афганец. В тебе есть страсть и мужество. Мы отдадим тебе этого человека. Но если он тебе не поможет, — Мосаад взял у палача топор, — если он попытается нас предать, тогда его голову ты отрубишь сам.
6
Траутмэн поднял голову из кровавой лужи. Он зажмурился от слепящего света, который заливал его камеру, и взглянул в сторону маленького зарешеченного оконца на двери.
Послышались
Но не уверенная поступь полковника Зейсана и прапорщика Каурова, возвращающихся продолжить допрос и снова пытать его.
Нет, на этот раз шаги были шаркающие.
Множество ног. Кто-то упал. Удар дубинки по телу. Человеческий стон. Чья-то просьба. Новые удары дубинкой. Грубые команды охранников. Снова шарканье ног.
Помогая себе руками, Траумэн встал на колени и оперся о стенку. Он нашел силы подняться и, спотыкаясь, доковылял до окошка на двери.
Через прутья решетки Траутмэн увидел бредущих мимо камеры афганцев, подгоняемых охраной. Хотя все плыло у него перед глазами, он насчитал с десяток узников, и несмотря на полный беспорядок мыслей, у него хватило догадливости понять, что эти пленные в тюрьме уже давно. Их толкали не в сторону камер. Охрана гнала людей в том направлении, откуда всегда появлялся полковник Зейсан.
К той двери, в которую сюда привели самого Траутмэна. В сторону внутреннего двора.
Ноги Траутмэна отказались его держать. Он соскользнул вниз от окна, оставляя на металле кровавый след от разбитых губ.
У него возникло тошнотворное предчувствие.
Он сообразил, оседая на пол, что если бы советские собирались освободить пленных, то охрана обращалась бы с ними иначе. И сами пленники не молили бы о чем-то, не упрашивали солдат.
Маловероятно было и то, чтобы десятерых пленных вместе стали бы допрашивать.
Предчувствие Траутмэна окрепло, и он не смог сдержать стона.
7
Майор Азов разглядывал двор крепости из окна кабинета полковника Зейсана. Заходящее солнце отбрасывало тень от стены на шеренгу солдат, замерших по команде смирно.
Азов с отвращением покачал головой. Ему было сорок лет, и с его огрубелым лицом солдата удивительным образом контрастировали живые, полные чувства глаза. Ему страстно хотелось, чтобы он никогда не знал этой неуправляемой страны, и уж тем более не воевал здесь.
Азов повернулся к своему начальнику.
— Товарищ полковник, при всем моем уважении я должен заметить, что это была ваша идея отправить колонну вместо того, чтобы подождать, пока мы выясним, где прячутся эти бандиты.
— Вы хотите сказать, что случившееся было моей ошибкой? — переспросил Зейсан.
— Ну что вы, конечно, нет. Мы должны захватить инициативу. Однако мы не всегда можем предвидеть последствия, даже если тактически все спланировано прекрасно.
— Вы называете потерю трех вертолетов, двух танков, шести БТРов и свыше сотни солдат в течение двух дней хорошим планированием?!
Азов
— Повстанцам следует преподать урок, — сказал Зейсан. — Они прячутся вблизи места нападения. Я в этом уверен. Завтра я отдам приказ о полномасштабной операции по их выявлению и уничтожению.
— А что, если они хотят внушить вам, будто прячутся в том районе? Слишком поспешными действиями вы можете как раз оправдать их надежды. Они могут опять расставить ловушку.
— Не перечьте мне, майор! Вы уже говорили о последствиях. То, что повстанцы устроили сегодня, должно действительно иметь последствия!
Азов снова посмотрел в окно на строй солдат в затененном дворе.
— А как с американским пленным?
— Что вы имете в виду?
— Его надо бы отправить в Кабул, прежде чем вы начнете объяснять местным насчет последствий. Если он узнает о… — Азов сделал жест в сторону окна.
— Американец останется тут, пока не скажет мне, где скрываются мятежники, и пока я не разберусь с этим недоразумением!
Кто-то постучал в дверь кабинета. Вошел прапорщик Кауров.
— Пленные мятежники доставлены во двор по вашему приказанию!
— Исполняйте приказ дальше.
Азов еще сильнее пожалел, что попал сюда.
8
Несмотря на толстые каменные стены камеры, Траутмэн расслышал глухие раскаты выстрелов во дворе. И далекие крики.
Голова его лежала в луже крови, а стоны перешли в проклятия.
9
Фамилия пленного была Андреев. Он сидел рядом с Рэмбо у входа в пещеру и смотрел, как солнце опускается за горы. Афганцы молились, встав на колени. Рэмбо уважительно подождал, пока молитва будет окончена, а потом по-русски объяснил Андрееву, что он от него хочет.
Голубые глаза солдата расширились: Вы так хорошо говорите по-русски!
— Это одна из моих военных специальностей. Еще я говорю по-тайски и по-вьетнамски.
— Вы солдат?
— Был когда-то, — Рэмбо задумался. — Пожалуй, можно сказать, что я в отставке. Я тебе задал вопрос. Ты знаешь, где прячут американца?
— Да, я видел вашего друга. Рэмбо наклонился ближе к пленному.
— Где?
— В крепости.
— Он жив?
— Кто знает, сколько он еще продержится? Они его здорово колотят. Каждый день.
Желваки заиграли на скулах у Рэмбо.
— Покажи мне, где они держат. Нарисуй карту.
— Все равно его нельзя выручить. Крепость защищена слишком хорошо. Даже все эти мятежники не возьмут ее.
— Они и не собираются туда идти. Я пойду сам.
— Вы? — изумился Андреев.
— Со своим другом. У двоих есть шанс проникнуть внутрь незамеченными.
— Но вокруг крепости минные поля! Даже если у вас есть карта, без проводника через них не пройти, — Андреев что-то прикинул про себя. — Вам придется взять с собой меня.