Ремесло сатаны
Шрифт:
— Это моя мечта!
— Мечта, как нельзя более близкая к осуществлению. Итак, не будем тратить понапрасну драгоценнейшего времени. Мне поручено — с вашего, конечно, согласия — взять у вас все чертежи, планы, словом, весь материал.
— Зачем?
Мясников улыбнулся отвратительной улыбкой…
— Странный вопрос… Я же докладывал вам, что группа сведущих людей-специалистов, занимающих, видное положение, хочет ознакомиться с вашими истребителями, дабы скорее осуществить и применить их к нуждам
— Но ведь ваши специалисты не разберутся без меня во всем этом хаосе. Мне кажется, если кто и мог бы им объяснить и растолковать, это — ваш покорный слуга.
— Какие же могут быть сомнения! Мы воспользуемся вашим содействием в самом недалеком будущем… на ближайших днях, но… пока я, к сожалению, не вправе… Есть на первый глаз маленькие, непонятные военные тайны… Пока разрешите без вас… Неужели вы нам не доверяете? Если, наконец, не нам, то Елене Матвеевне… Это в полном смысле слова жена Цезаря.
Корещенко колебался.
— Впрочем, как хотите, Владимир Васильевич, — переменил тактику Мясников, видя нерешительность «этого молокососа», — как хотите, настаивать больше считаю неудобным… Но, вернувшись, я обязан доложить Елене Матвеевне, что вы ей не доверяете, — так я вас понял?
Корещенко пожал плечами.
— Если вы так ставите вопрос… Но я все же не могу согласиться… В моем присутствии — другое дело, но отдавать материал в чужие руки, хотя бы и очень почтенные и уважаемые, это — не в моих правилах.
Мясников с наслаждением хватил бы по голове этого мальчика-миллионера в синей блузе, обнаружившего такую «твердость», но с покорным видом развел руками.
— В чужой монастырь, сами знаете… Со своей точки зрения, вы совершенно правы… Я думаю, что первое знакомство с материалом будет в вашем присутствии… Были некоторые основательные мотивы, но теперь они отпадают. Завтра вы свободны?
— Могу быть свободным.
— Отлично! В это же самое время, если вас устраивает, я заеду за вами. Вы соберете все, что надо, и мы помчимся на Мойку. Хорошо?..
— Хорошо, — не без некоторой запинки ответил Корещенко.
Положительно этот Мясников не внушал ему доверия, и, не явись он от Елены Матвеевны Лихолетьевой, Корещенко постарался бы сплавить его от себя возможно скорее…
На другой день Мясников минута в минуту заехал в указанное время к инженеру.
— Вы готовы, Владимир Васильевич? Не забыли?
— Я помню все, что обещаю… Переодеться и захватить нужное десять минут мне дадите?
— Полноте, Владимир Васильевич, я весь, в вашем распоряжении, — галантно поклонился, щелкнув шпорами, гость.
Угол мастерской отгорожен ширмами. Там Корещенко переодевался. Там задребезжал телефон.
— Алло!
Мясников облизнул губы. Это означало у него удовольствие и нетерпение.
— Ледя, ты?
— Я переодеваюсь,
— Подождут, эка важность. Куда ты едешь? Оставь, на всякий случай свой телефон… Я в таком настроении, какая-то ерунда с маслом… Хочу иметь тебя под рукой…
— Не знаю, право, удобно ли туда звонить, я буду первый раз в доме, совершенно деловым образом и, наконец, там несколько телефонов…
— Семьсот одиннадцать пятьдесят девять, — подсказал Мясников, — это ближайший, где мы будем работать.
Корещенко повторил.
— Семьсот одиннадцать пятьдесят девять… Уехали.
Автомобиль остановился у главного подъезда, рядом с которым был другой, незаметный, маленький. Швейцар, осанистый, в медалях и крестах, бросился высаживать Мясникова. Вслед за Мясниковым Владимир Васильевич нес тяжелую, туго набитую картонами и чертежами папку.
— Возьми, Дементий, — приказал Мясников швейцару.
Глубокий вестибюль с камином, колоннами, сводчатым куполом. Широкий малиновый ковер, перехваченный медными прутьями, оттенял бело-мраморную лестницу. Какие-то чиновники, какие-то курьеры в сюртуках с металлическими пуговицами. Мясников с видом вполне свосго здесь человека уверенно шел вперед, оставляя позади целые анфилады комнат… И вот они в гостиной, относительно небольшой, но в средней частной квартире это была бы громаднейшая комната.
Здесь уже сидело за круглым столом несколько мужчин и дам. Корещенко узнал Елену Матвеевну, хотя не был с нею знаком.
И первое впечатление было: «Какая холодная, какая она вся холодная!» И рука холеная, бледная, тоже холодная.
Елена Матвеевна давным-давно успела забыть и растерять свое прошлое… То самое прошлое, на которое намекал Шацкий. В темном, очень простом и очень дорогом туалете, высокая, с крупными, бело-воскового цвета чертами, напоминала владетельную герцогиню, — столько было величия во всей фигуре и так она владела своим черепаховым лорнетом на тончайшей, искусной работы золотой цепочке. Лихолетьева познакомила Корещенку с мужчинами.
— Садитесь, Владимир Васильевич, очень рада… Я люблю талантливых людей, в особенности, как вы, делающих такие технические завоевания… Родина так теперь нуждается в них. Что же, господа, приступим.
Корещенко развязал тесемки туго набитой папки, Мясников ходил вокруг стола, покручивая свои мышиные хвостики.
Корещенко раскладывал чертежи… Здесь и общий вид на воде, тронутый для большей наглядности акварелью, и двигатели, разработанные детали, подробности механизма…
Господин средних лет в черном сюртуке, в очках, с бородкой, особенно заинтересовался чертежами. С трудом говоря по-русски и думая на каком-то другом языке, задавал он Корещенке вопросы, задавал как специалист.